Единственная для визиря - стр. 33

- Вот так, - сказал жёстко. Вот и всё. Вот и конец. Амлон трясло от страха. Перед глазами поплыла красная пелена. Господин визирь стоял перед ней. И капли крови падали с его порезанной ладони на белые шаровары. Кровь. Везде кровь. И красные свадебные одежды...

Она подняла голову.

- Ненавижу вас! Ненавижу! – Хотела закричать, но получился только шёпот.

Подняла глаза. Он смотрел на неё, не мигая, несколько секунд, потом развернулся и вышел, хлопнув дверью так, что разлетелись тонкие занавеси на окне и пламя свечей, взметнувшись, погасло.   

Амлон сползла по стенке на пол, сжалась в комочек и зарыдала, всхлипывая. Она так устала! Никаких сил больше не осталось. Всевышний, сжалься, пожалуйста! Пусть эта страшная жизнь побыстрее закончится. Вся боль сегодняшнего дня навалилась словно разом, желая раздавить, лишить сил, как Ирис. Амлон скинула с горящих ног сандалии, сорвала ненавистную диадему с волос и кинула на пол. Потом легла на пол, свернулась прямо возле окна. Усталость давала о себе знать. Очень хотелось спать. Но вдруг придёт господин визирь? Зачем он ушёл? Вдруг он позовёт мерахов с ятаганами, чтобы всыпать ей плетей? Она заставила себя встать, нашла в полумраке отброшенный нож. Выпрямить его у неё конечно не получилось, но чувствовать рукой острую сталь всё равно было спокойнее. Амлон положила голову на руки, не желая тронуть даже подушки из его комнаты. О том чтобы лечь на кровать не было и речи. Закрыла глаза и попыталась изгнать кошмары о сегодняшнем дне из своей памяти. Вспомнила Тарс, шум волн и запах небесников и крики чаек и нежные мамины руки. Сон пришёл неожиданно. И в нём она брела по красной пустыне рядом с господином визирем, почему то не испытывая ни страха ни смущения.  

Эмет

Эта девчонка ненавидела его. В её глазах было столько ненависти и ещё боль. Как у сестры, тогда, в Тарсе. Аим её дери! Он прислонился к стене и схватился за голову. Как всегда, когда приходили воспоминания, начиналась боль. Будь проклят ненасытный Повелитель, для которого они все лишь игрушки! Он отдаст девчонке свою спальню, а сам будет спать в другой комнате. Пойдут слухи, что он не живёт со своей женой. Да пусть! Пусть подавятся! Он что-нибудь придумает. Но видеть эту ненависть было невыносимо. Он чувствовал себя так, будто сам, своими руками убивал сейчас сестру, которая умерла тогда на его глазах. Такие же глаза, до боли такие же, и такая же ненависть плескалась в них.

Снова стало душно. Эмет только сейчас заметил, что стоит возле двери в сад. Дом спал. Его не видел никто. И девчонку эту, Амлон. И никто не зайдёт до утра. Спальня хозяина священна. Он усмехнулся. Открыл дверь и вышел в сад. Ночью. Он почти никогда не гулял здесь по ночам. Видеть кроваво-красную луну каждую ночь было выше его сил. Пойти что ли выпустить дракса размять крылья? Нет. Опасно. Кто-нибудь доложит шейму.

Клетка была тонкой красивой и большой, но от этого не переставала быть клеткой. Он скривил губы. Эмет улыбался всегда, когда хотелось плакать. Этому его научил Повелитель. Он многому научил своего покорного раба, кроме одного – не причинять другим боль. Перед глазами стояли ненавидящие глаза этой девчонки, его жены теперь. И почему-то сжималось сердце так, что стучало в висках.

Аим бы забрал всех, кто смеялся над ними на этом проклятом пиру! Он не обязан был делать то, что он сделал. Но он не мог иначе. Повелитель несомненно подмешал порошок травы, что развязывает языки, в вино. И выпей Амлон этого вина, её дни были бы сочтены после всей той правды, что она рассказала бы шейму. Но оправдываться или объяснять свои приказы он был не намерен. Тем более сегодня.