Эдиков комплекс. Романтическая фантазия на тему сновидения - стр. 12
Измайлов Андрей Антонович, отец Эдика, не выказывал открытой враждебности к сыну, но его взгляд, обращенный к ребенку, всегда оставался холодным и безразличным. Впрочем, это было его обычное выражение глаз: высокий красавец с жесткой бородкой испытывал глубокое равнодушие ко всему, что не имело отношения к чаю. Не в том смысле, что Андрей Антонович был поклонником и ценителем ароматного напитка, – просто в свое время торговля чаем помогла ему достичь финансового процветания и по сей день являлась основным источником его состояния.
С самого начала Андрея Антоновича преследовала коммерческая удача. Уже после первой его поездки в Китай прибыль от продажи экзотического напитка в полтора раза превысила все сопутствующие затраты. Особенно доходной в тот период оказалась торговля в российской глубинке. Измайлов втридорога продавал купцам из глухих городишек и деревень жасминовый чай, расхваливая его непревзойденные качества, а сам по дешёвке скупал у них хлеб и сырье, чтобы затем сбыть их экспортерам по куда более высоким ценам.
Часто, вернувшись из дальней поездки, Измайлов устраивал в имении званые обеды с кучей приглашенных – друзей, соседей, а порой и вовсе едва знакомых людей. В просторной, модно обставленной столовой, где возвышалась копия античной статуи Гермеса, он громко и красочно описывал подробности только что завершившегося торгового предприятия.
Эдик слушал эти дивные истории затаив дыхание, и воображение пятилетнего мальчика услужливо рисовало недосягаемые города, реки, дороги, по которым пролегал путь его не менее недосягаемого отца. Эдик с наслаждением представлял, как тот властным жестом приказывает смешным желтым китайцам грузить в повозки «цибики» – тюки с пахучим чаем, каждый из которых он придирчиво протыкает особым щупом, чтобы узнать качество товара. Видел, как из местечка с чудным названием Кяхта длиннющий караван везет по пыльным российским дорогам тысячи ящиков драгоценного продукта. Воображал, как в Томске товар перегружается на баржи и путешествует дальше по разным рекам и городам, пока не спустится к величавой Волге, попадая таким образом в Нижний Новгород – на ярмарку. Видел, наконец, как его царственный отец в мгновение ока распродает все тюки толпе орущих купцов, специально ради его товара сбежавшихся в «чайный город».
Спустя два-три дня упоение собственными видениями у Эдика проходило. Яркие образы стирались, делались туманными и неопределенными. Тогда он шел к матери с просьбой нарисовать караван, неспешно везущий бесчисленные тюки с чаем, важные баржи с драгоценным грузом и шумную ярмарку, где весело толкутся люди в разноцветных одеждах.
Ольга (теперь уже не баронесса фон Штернберг, а купчиха Измайлова) сначала сердито отнекивалась, жаловалась на головную боль и дурное самочувствие, но затем уступала и акварелью или карандашами выписывала на плотных листах сюжеты, поразившие ее сына.
У Ольги была странная манера рисовать. Все дороги, реки и даже обсаженные липами аллеи свертывались под ее рукой в кольца спирали, что устремлялась в правый верхний угол листа и словно пыталась разорвать белое пространство, преодолеть его прямоугольную конечность, умчаться в черный беспредельный космос. Перо ее было неровным и быстрым, как бег лошадиной упряжки по щебню Петербургского тракта. Даже когда Ольга изображала полные умиротворения яблони в шахматовском саду или кроткую золотящуюся рожь в поле, стиль ее оставался резким и сбивчивым.