Джоконда и паяц - стр. 22

– Раньше я могла бы поклясться, что нет. А сейчас… – Светлана поежилась, словно ее тело охватил озноб. – Проклятый Артынов! Он так резво пошел в гору, что я в недоумении. Я наивно полагала, что знаю его как облупленного. Он удивил не только меня. Его краски внезапно ожили, заиграли, затрепетали! В этом на самом деле есть нечто дьявольское…

– Что вы скажете о его первой натурщице, Ложниковой?

– Артынов рассказывал о ней взахлеб, не стесняясь. Он был увлечен ею. Потом остыл. Первая страсть оставляет в сердце неизгладимый след.

Лаврову показалось, что Светлана говорит о себе. Ее чувство к Артынову не угасло, – просто притупилось под гнетом бытовых неурядиц и взаимных претензий.

– Они расстались врагами?

– Не знаю, – покачала головой декораторша. – Большая любовь нередко перерастает в большую ненависть.

– Ложникова ревнива?

Брови Светланы удивленно приподнялись.

– Вероятно, да… как любая женщина.

– Могла ли она убить?

– Трудно сказать. Во всяком случае, на меня она не покушалась, – усмехнулась художница. – А ведь я, на свою беду, отняла у нее Артынова. Зачем ей через столько лет убивать какую-то натурщицу?

Роман с ней согласился.

– Эми, кажется, замужем и счастлива, – добавила Светлана. – Она устроила свою судьбу гораздо лучше, чем это могло бы быть с Артыновым. Сема в принципе не способен любить кого-нибудь, кроме себя. Это не легко понять. Я потратила годы, чтобы убедиться в его равнодушии. Не хотелось верить, что все его слова и поступки фальшивы, как и его живопись.

– Но сейчас он на гребне успеха.

– Это временный взлет. Вот увидите, все закончится очень, очень плохо, – вырвалось у нее. – Знаете, Сема не раз приходил в отчаяние от своих неудач и… он действительно взывал то к Богу, то… к сатане.

Последнее слово Светлана произнесла тихо и с оглядкой. Но в холле было пусто. Актеры репетировали, а гардеробщица приходила только по вечерам, на спектакли.

– В самом деле? – допытывался Лавров. – Сатана услышал мольбу художника?

– Вы смеетесь. А ничего веселого в этом нет! Я думаю… в жизни всякое бывает. Муза капризна и склонна к мистификациям. Никто не видел ее лица. Оно вовсе не обязательно ангельское.

Бывший опер промолчал. Лицо самой Светланы выглядело более чем оригинально. С такой дамочкой в сумерках столкнешься, инфаркт получишь.

– Однажды Сема впал в жуткую ярость, – продолжала она. – Готовил работу на конкурс, что-то не заладилось… он схватил нож, порезал холст в клочья. Это было страшно. В тот вечер он и произнес роковые слова. Мол, раз боги его не слышат, он готов продать душу дьяволу… лишь бы сравняться с Боттичелли и Леонардо…