Дживс, вы – гений! Ваша взяла, Дживс! (сборник) - стр. 42
– Чаффи, дружище, не нужно задавать никаких вопросов, не нужно сомневаться, ты должен просто несокрушимо верить. Поэт Теннисон…
– Заткнись, – прошипел Чаффи. – Тебя я вообще слушать не желаю.
– Воля твоя, – ответил я. – И все равно: благородная норманнская кровь хорошо, но истинное нерассуждающее доверие лучше, никуда от этого не денешься.
Лицо Полины выразило недоумение.
– Истинное нерассуждающее доверие? Зачем?.. Ой! – вдруг вскрикнула она и умолкла. Я заметил, что на ее щеках вспыхнул густой румянец. – А-а! – снова вырвалось у нее.
Ее щеки запылали еще ярче. Но теперь их заливал не румянец смущения, о нет. Первый возглас «Ой!» вырвался у нее, когда она заметила, что на ней пижама, и вдруг осознала двусмысленность своего положения. Второй возглас прозвучал совсем по-другому. Это был вопль разъяренной тигрицы.
Вы, конечно, сами все понимаете. Пылкая, отважная девушка преодолевает множество преград, чтобы увидеться с любимым человеком, прыгает с яхт, плывет в ледяной воде, влезает тайком в коттедж, облачается в чужие пижамы, и вот теперь, когда полное опасностей путешествие позади и она ждет от своего избранника нежной улыбки и слов любви, он встречает ее насупленной физиономией, кривой усмешкой и подозрением в глазах, – словом, мордой об стол, именно так это и называется. Естественно, она немного расстроена.
– А-а-а! – воскликнула она в третий раз и слегка щелкнула зубами – нужно сказать, очень неприятно. – Так, значит, ты вот что подумал?
Чаффи сердито тряхнул головой:
– Ничего я не думал.
– Думал.
– Не думал.
– Еще как думал.
– Ничего такого я и не думал думать, – протестовал Чаффи. – Я знаю, что Берти…
– …вел себя безупречно от начала до конца, – подсказал я.
– …спал в сарае садовника, – закончил свою мысль Чаффи, и должен признаться, его версия прозвучала куда более прозаично, чем моя. – Но не в этом дело. Важно другое: несмотря на то что ты помолвлена со мной и притворялась сегодня после обеда, что безумно этому рада, на самом деле ты все еще без памяти влюблена в Берти и не можешь прожить без него ни минуты, увы, это печальный факт. Ты думаешь, я не знал о вашей с ним помолвке в Нью-Йорке, а я, оказывается, знаю. Нет, я не жалуюсь, – говорил Чаффи с видом святого Себастьяна, в которого вонзилась пятнадцатая или шестнадцатая стрела. – Ты имеешь полное право любить кого ни вздумается…
Я не удержался и поправил его:
– Кого вздумается, старина.
Из-за Дживса я стал более или менее пуристом и сразу реагировал на просторечные обороты.
– Да замолчи ты!
– Пожалуйста.
– Ты все время суешь свой нос…
– Прости, сожалею. Больше это не повторится.
Чаффи, который все время сверлил меня взглядом с такой злобой, будто вот сейчас возьмет тупой и тяжелый предмет и ахнет по башке, теперь поглядел на Полину с той же злобой и желанием ахнуть по башке чем-то тупым и тяжелым.
– И все равно… – Он запнулся. – Ну вот, из-за тебя забыл, что хотел сказать, – сварливо пожаловался он.
Слово взяла Полина. Лицо ее по-прежнему пылало, глаза ярко сверкали. Точно так же, бывало, сверкали глаза у моей тетки Агаты, когда она готовилась отчитать меня за какой-нибудь воображаемый проступок. От сияющего света любви не осталось и следа.
– Тогда будь любезен выслушать то, что скажу тебе я. Надеюсь, ты не возражаешь, если я тоже приму участие в беседе?