Дживс и свадебные колокола - стр. 5
Деликатность чувств не позволила Джорджиане назвать имена и фамилии участников драмы.
– Беда в том, Берти, что я его не люблю, – сказала она, собирая ложечкой остатки клубничного пирожного.
При этом она проникновенно смотрела мне в глаза, отчего я растерял всякую связность мыслей.
– Не то слово, – сказал я.
– Но я стольким обязана дяде! Было бы черной неблагодарностью… да просто свинством не помочь, ведь дом для него – все. А много ли женатых пар в самом деле обручились по любви? Поначалу сильной страсти может и не быть.
Наступило грустное молчание. В ее бездонных глазах блестели непролитые слезы.
Кашлянув, я постарался взять себя в руки.
– Может, ты смогла бы его полюбить потом?
– Наверное, – ответила она, хотя при этом вздохнула глубоко-глубоко, от самых каблучков своих вечерних туфелек.
Я, в свою очередь, вдохнул поглубже.
– Я тоже рано потерял родителей. К счастью, доступ к сундукам открылся мне в двадцать один, пока я еще был в Оксфорде.
– Ты учился в Оксфорде?
Я заметил в ее голосе нотку удивления, но цепляться не стал, а просто ответил:
– Само собой!
Снова наступило – как это называется? – тягостное молчание. Вдруг Джорджиана вскочила:
– Пойдем, Берти! Что толку сидеть и грустить? Идем в то кафе с цыганским трио!
Она потянула меня за руку, и я потрусил за ней к машине, задержавшись только, чтобы бросить на стол купюру.
Часом позже мы вернулись в отель, обменялись адресами на прощание, я пожелал ей счастливого пути. Она легко поцеловала меня в щеку и ушла. На этот раз никто не налетел на нее и не сбил с ног. Джорджиана благополучно пересекла холл и уехала на лифте, оставив после себя едва заметный аромат ландышей.
А я пошел прогуляться перед сном по набережной. Вечер был приятный, но меня преследовало какое-то странное чувство, никогда такого раньше не испытывал: словно кто-то отыскал на распределительном щитке штепсель с надписью «Б. Вустер» и выдернул его из розетки.
Впрочем, непривычное ощущение притупилось, когда я вернулся в стремительную круговерть столичной жизни. Май сменился июнем; приближались Королевские скачки в Аскоте и сборище в клубе «Трутни» по случаю дня рождения Понго Туислтона. На раздумья по поводу Бедфорд-сквер просто не оставалось времени.
Как-то утром я, сидя в постели, готовился к новому дню при помощи особой смеси индийского чая разных сортов и раздумывал над трудным выбором: отправиться играть в гольф на Вест-Хилл или Уолтон-Хит, лимонные носки надеть или вишневые, – как вдруг мой взгляд упал на страницу объявлений в «Таймс». Только безупречный инстинкт самосохранения не позволил мне облиться кипятком из чайной чашки.
– Дживс! – позвал я, хотя точнее было бы, наверное, сказать «просипел».
Дживс материализовался в дверях.
– Сэр?
– Джорджиана Мидоус помолвлена!
– В самом деле, сэр?
– В самом что ни на есть самом!
– Примечательная новость, сэр, хотя нельзя сказать, чтобы непредвиденная.
– В смысле?
– Были опасения, что барышня не сумеет противостоять напору пылкого поклонника и настойчивого опекуна одновременно.
Я почесал черепушку.
– То есть ее взяли в клещи?
– Боюсь, сэр, в данном случае военная метафора вполне уместна.
Я почесал еще раз.
– Ну, не знаю… По-моему, тут скорее… как это называется, когда человеку всячески дают понять, что он будет последним уродом, если не сделает то, что нужно окружающим, даже если все отлично знают, что сам он этого делать не хочет?