Размер шрифта
-
+

Дживс и феодальная верность. Дживс готовит омлет. На помощь, Дживс! Держим удар, Дживс! - стр. 56

Он поднял руку, потер подбородок. Мои слова явно не пропали даром. Я поправил манжеты и продолжал:

– Буду ли я в достаточно хорошей форме, чтобы выиграть турнир и положить без малого шестьдесят фунтов в твой карман, если ты осуществишь силовой прием, который у тебя сейчас на уме? Прикинь-ка своей башкой, мой милый Чеддер.

Борьба, конечно, была нешуточной, но краткой. Победил разум. Издав хриплый стон душевной муки, Сыр сделал шаг назад, а я весело пожелал ему спокойной ночи, снисходительно помахал рукой и пошел к себе.

Когда я вошел, тетя Далия в шлафроке цвета бычьей крови поднялась мне навстречу из кресла, в котором просидела все это время, и, охваченная волнением, устремила на меня убийственный взор.

– Ну? – выговорила она с трудом, словно маленький пекинес, не сумевший проглотить чересчур большую котлету. Больше она ничего не смогла сказать и перешла на хрип.

Должен признаться, это меня немного задело. Если кому и полагалось устремлять убийственный взор и испытывать затруднения с голосовыми связками, то это, по моим понятиям, мне. Судите сами. Из-за ошибки, допущенной моей родной теткой при составлении штабного приказа, я теперь должен буду пойти к алтарю с Флоренс Крэй, и к тому же еще я подвергся такой опасности, от которой, не исключено, непоправимо пострадала моя тонкая нервная система. Я был твердо убежден, что не только не заслужил убийственного взора и горлового клокотания, но, наоборот, имею категорическое право потребовать объяснения, и более того – получить его.

Я только было набрал в грудь воздуху, чтобы все это ей выложить, но она в это время совладала с волнением и смогла заговорить.

– Ну? – произнесла тетя Далия с видом одной из малых пророчиц, собравшейся предать проклятию грехи своего народа. – Разреши занять на минуту твое драгоценное время, чтобы спросить: чем, черт подери, ты занимаешься, бессовестный молодой Берти? Сейчас двадцать минут после полуночи, а с твоей стороны никаких действий. По-твоему, я должна сидеть всю ночь и дожидаться, пока ты соизволишь исполнить простое, элементарное поручение, с которым больной шестилетний ребенок за четверть часа справился бы и умыл ручки? Может быть, для вас, беспутных лондонцев, сейчас самое время для разгула, но мы, деревенские, любим ночью спать. В чем дело? Отчего такая задержка? Что, черт возьми, ты делал все это время, отвратительное ты молодое чудовище?

Я рассмеялся горьким глухим смехом. А она оценила его совсем неправильно и попросила меня не изображать звуки скотного двора, будет еще время. «Спокойствие, – сказал я себе, – полное спокойствие».

– Прежде чем ответить на ваши вопросы, почтенная родственница, – сказал я, сдерживаясь изо всех сил, – позвольте один вопрос задать вам. Не соблаговолите ли объяснить мне в нескольких доступных словах, почему вы заявили, что ваше окно – последнее слева?

– Оно и есть последнее слева.

– Ну уж извините.

– Если смотреть со стороны дома.

– Ах, со стороны дома? – Меня вдруг осенила догадка. – А я думал, если смотреть на дом.

– Если смотреть на дом, то оно будет, конечно… – Не договорив, она испуганно вскрикнула и вытаращилась на меня тоже с безумной догадкой во взоре: – Ты хочешь сказать, что забрался не в ту комнату?

– Более чем просто не в ту.

– В чью же?

Страница 56