Дживс и феодальная верность. Дживс готовит омлет. На помощь, Дживс! Держим удар, Дживс! - стр. 34

Я, конечно, не ожидал, что, узнав, кто я, он пустится танцевать по комнате на пуантах. Он и не пустился. Он задержал на мне укоризненный взгляд, более или менее такой же, каким таракан смотрит на кухарку, которая посыпает его порошком от насекомых.

– У меня была переписка с мистером Вустером, – холодно произнес он. – Мы также говорили с ним по телефону.

И удалился, до последнего мгновения не спустив с меня укоризненного взгляда. Можно было убедиться, что Горринджи не из забывчивых.

– Это был Перси, – пояснила тетя Далия.

Я ответил, что догадался.

– Ты заметил, какое у него было выражение лица, когда он произнес имя Флоренс? Ну просто умирающий гусь под дождем.

– А вы заметили, – со своей стороны осведомился я, – какое у него было выражение лица, когда вы произнесли имя Берти Вустера? Ну просто человек нашел дохлую мышь в кружке с пивом. Не особенно любезный господин. Не в моем вкусе.

– Еще бы. По-моему, на такого типа даже родная мать не могла бы смотреть без отвращения. А вот у мамаши Троттер, представь себе, он любимчик. Она в нем души не чает. Обожает его так же страстно, как ненавидит миссис Бленкинсоп, жену советника Бленкинсопа. Во время вашего совместного ужина она упоминала миссис Бленкинсоп?

– Несколько раз. А кто это?

– Ее соперница в борьбе за место королевы ливерпульского света.

– Неужели и в Ливерпуле борются за первенство в свете?

– Еще как. Троттер и Бленкинсоп идут, я слышала, ноздря в ноздрю. То одна вырывается на полноса вперед, то другая. Борьба не на жизнь, а на смерть, как раньше в Нью-Йорке боролись за превосходство четыреста богатейших семейств. Но зачем я тебе это рассказываю? Твое место сейчас в саду на закате, поймай Перси и взбодри его неприличными анекдотами. У тебя, надеюсь, имеются в запасе неприличные анекдоты?

– Да, пожалуй.

– Тогда двигай вперед. «Так ринемся в пролом еще раз, завалим стену мертвыми телами!»[30] Улю-лю! Йойкс! Гони, гони! – заключила тетушка, вернувшись к охотничьему жаргону своей молодости.

Ну что ж. Когда тетя Далия приказывает двигать вперед, то встаешь и двигаешь, это, кто понимает, в ваших же интересах. Но из дома навстречу закату я вышел в довольно безрадостном настроении. Перси Горриндж произвел на меня впечатление человека, растормошить которого будет нелегко. В нем угадывалась такая же суровость и неумолимость, какую я заметил в Чеддеровом дяде Джозефе во время нашего краткого общения в полицейском суде на Винтон-стрит.

Так что я был скорее даже доволен, когда оказалось, что в саду на закате никакого Перси не наблюдается. Я не стал за ним гоняться, а просто принялся прохаживаться взад-вперед, вдыхая свежий воздух. Но успел вдохнуть совсем немного, когда он вдруг появился из-за рододендрона и мы столкнулись чуть ли не нос к носу.

Если бы не бачки, я бы его, наверно, не узнал. Не прошло еще и десяти минут после того, как он просунул голову в дверь к тете Далии, но за этот краткий промежуток времени он совершенно переменился. Передо мной стоял не унылый гусь под дождем, как определила его тетя, а веселый, бойкий малый. Он высоко держал голову, жизнерадостно улыбался, и вообще чувствовалось, что этот человек с минуты на минуту пустится отбивать чечетку. Можно было подумать, что он насмотрелся смешного фокуса Фредди Уиджена с двумя пробками и веревочкой.