Джинны пятой стихии - стр. 30
Притолока дверного проёма, ведущего направо, была декорирована следующим изречением: «Если отрицание подсудимого не приемлется в доказательство его невинности, то признание его и того менее должно быть доказательством его виновности». А. С. Пушкин «Капитанская дочка». Чуть выше располагалась небольшая копия барельефа, что украшал собою фронтон.
Влас переступил порог и приостановился, неприятно поражённый открывшимся зрелищем. Помещение было уставлено и увешано орудиями пытки и казни. Шипастые цепи, колодки, дыбы, железные клетки, незатейливые кнуты и плахи, соседствующие с куда более изощрёнными гарротами и коленодробилками. Кое-что проржавело, тронулось трухлецой, но кое-что выглядело как новенькое – отшлифованное, умасленное и вроде бы готовое к употреблению.
– Таким вот образом, – с прискорбием произнёс Раздрай, – одно государство за другим в течение многих веков выжигало, вырывало и выламывало с корнем древние наши традиции, тщетно пытаясь исказить душу народную…
– Экспонаты часто пропадают? – поинтересовался Влас.
– Почему вы спрашиваете?
– Да вон там… – Они приблизились к стеклянному ящичку, снабжённому вселяющей дрожь надписью: «Ложка глазная острая жёсткая». Ящичек был пуст.
– Ах, это… – Такое впечатление, что Раздрай несколько смутился. – Не обращайте внимания… – сказал он, снимая табличку и пряча её в карман. – По ошибке выставили… Это не орудие казни, это медицинский инструмент… Проделки моего бывшего помощника – порезвился мальчуган напоследок…
– Напоследок? – встревожился Влас. – А что с ним стряслось?
– Ничего, – невозмутимо отозвался Раздрай. – Решил сменить отмазку. По-вашему говоря, уволился, нашёл другую работу… Послушайте, Влас! – оживился он. – А что если вам натурализоваться, осесть в Понерополе, а? Я бы вас в музей принял помощником смотрителя… Юноша вы умненький, языкастый…
Странно. Второй случай за день, когда Власу предлагали сменить гражданство.
– Вы не спешите с ответом, вы подумайте, – не отставал Раздрай. – Посмотрите, какие перед вами сразу открываются возможности… Криспинада вам гарантирована!
Влас чуть не вздрогнул – и неудивительно, если учесть окружающее обилие пыточных приспособлений с мудрёными названиями, но тут же, слава богу, вспомнил, что речь идёт не о роде казни, а всего лишь о спонсорстве.
– На что криспинада?
– На издание книжки!
– Какой?
– Напишете! Взгляд на Понерополь со стороны. Свежим, так сказать, незамыленным глазом… Знаете, как сразу уцепятся!
– Так я ж хвалить не стану!
– Замечательно! Когда нас перестают ругать, наступает всеобщее уныние. Становится непонятно, зачем живём. Так что ругань нам необходима! Я бы даже сказал, живительно необходима! Видимость смысла, знаете ли…
Влас улыбнулся.
– Хорошо, подумаю…
– Подумайте. А сейчас давайте вернёмся в фойе, а оттуда уже в зал, посвящённый двадцатому веку…
Коридорчик, соединявший залы, напоминал просеку в ало-золотых зарослях знамён. По сторонам дверного проёма стояли, подобно караульным, два небольших бронзовых вождя. Точнее – выкрашенных под старую бронзу. Над притолокой распластался транспарант, возвещавший: «В лозунге „грабь награбленное” я не могу найти что-нибудь неправильное, если выступает на сцену история. Если мы употребляем слова „экспроприация экспроприаторов”, то почему же нельзя обойтись без латинских слов?» – Начинала советская власть хорошо… – заверил Раздрай, поправляя бахрому стяга. – Временами казалось даже, что большевики и впрямь скажут нечто новое.