Размер шрифта
-
+

Джинн из подземки - стр. 49

Короче говоря, на базу Третий вернулся, как ветеран войны меж Добром и Злом, избитый обеими сторонами. С тех пор он сторонится домовых, а они (система оповещения поставлена у домашних хранителей на самом высоком уровне) не упускают случая насолить моему напарнику по мелочи.

Только тсс…– никому!

После внеплановой дегустации наше настроение совершило радостный скачок вверх. Даже Третий, обычно ненавидящий осматривать многокомнатные строения (он в них путается), был вполне благодушен. Он тихо летел рядом со мной и Второй, время от времени исторгая счастливую отрыжку.

Тело покойного графа уже четыре дня, как находилось в семейном склепе, но некоторые зеркала все еще были завешены черным. Половина дворовой челяди отбыла к месту будущей церемонии вступления в наследство, в летний дворец. Мажордом заперся у себя и, судя по всему, покидать убежище не спешил, так что у нас под ногами никто не путался.

Внутри замок ничем не отличался от своих собратьев эпохи Средневековья, разве что был удивительно чист. Первый этаж: служебные помещения. Второй: хозяйские комнаты, две гостиные, каминный охотничий зал. Третий: гостевые помещения, библиотека. Выше запасные покои, комнатушки слуг и еще выше, в отдельной башенке, домашняя молельня. Обстановка помещений явно подбиралась не спеша и со знанием дела: каждая комната представляла собой готовый экспонат для выставки «Жизнь аристократов. Лучшие интерьеры».

Единственное, что несколько мешало осмотру – мебель. Всяческих столиков, скамеечек, шифоньеров, платяных шкафов и резных комодов здесь было бессчетное количество. Я уже не говорю о шикарных инкрустированных штучках, названия которых так и не смог вспомнить, потому что отродясь не знал.

В очередной раз стукнувшись об узорчатый парчовый пуф, Вторая рассвирепела.

– Загромождать помещения таким количеством мебели смертный грех! – заявила она, потирая ушибленную коленку.

– И ведь не одна сотня паундов за эти тумбочки заплачена,– с грустью вечно голодного, которого сытому вовек не уразуметь, поддержал ее мой друг.– Ой! А это что?

Я проследил за его взглядом и хихикнул: на почетном месте в самом центре стены красовалась картина, изображающая красный круг на белом фоне. В сермяжной простоте подачи материала, а также в рубленой подписи угадывалась знакомая рука Филиппа Стульса – протеже Второй.

– Прекрасно!

– Если «пре» в смысле «очень», то полностью согласен,– буркнул толстяк.

– Не злись,– успокоил я.– Живописное искусство идет вперед семимильными шагами. Отныне всякий, у кого есть линейка, циркуль, краски и достаточное количество наглости, чтобы подвести под свою мазню теоретическую базу, может считаться художником. Сюжеты с кудрявыми овечками и полногрудыми пастушками нынче не в моде, как морально устаревшие. Филя Стульс только первая ласточка, за ним потянутся остальные, можешь быть уверен. И знаешь, что самое смешное? Среди них будут и настоящие гении. Ну что, движемся дальше?

– Угу…

Пару раз мимо мелькнули призрачные силуэты группы 523-го филиала – местные полевые работники тоже проводили предварительную разведку. Вот настырные!

Спальню, где укрылся безутешный мажордом, переживший своего хозяина, мы единогласно решили не посещать – успеем еще. Кухня, спальни прислуги со слепыми окошками и помещения охранников с отдельными выходами на галерею осмотрели бегло, но внимательно.

Страница 49