Джига со смертью - стр. 12
Будка у Трещотки работала по принципу «входите, люди добрые». Я указательным пальцем отодвинул фанерный лист, заменявший дверь, и зашел внутрь.
Трещотка сидел на табуретке, положенной на бок и ковырял шилом в подошве огромного башмака. На мой взгляд, обувь таких размеров должна принадлежать ограм, никак не меньше.
– Привет Сухарь! Значит ты уже все, отстрелялся или, может, того… – в зубах сапожник держал иголку с ниткой, поэтому о смысле сказанной фразы можно было только догадываться, но я все понял как надо.
– Привет Трещотка. Интересно, почему все думают, что я дезертир? У меня настолько испуганный вид: бледное лицо, бегающие глазки и все такое?
Трещотка выплюнул иголку и предложил мне другой табурет.
– Извини, я привык к тому, что ко мне редко приходят люди, не имеющие неприятностей с законом.
– Неприятностей у меня полно, но закон тут не при чем.
– Я слышал насчет неприятностей, – кивнул Трещотка. – Твоя остроухая на крючок к ребятам Толстого Али подсела, скоро ее подсекут.
– У тебя устаревшие новости, – заметил я, пытаясь устроиться на треклятом табурете как можно удобнее. – В субботу мы с крючка снимемся, и, кстати, Лиринна – не остроухая, она эльфийка.
– Эльфийка так эльфийка. Я ведь не со зла. Интересно, у них, эльфов, для нас тоже какое-нибудь прозвище придумано?
– Вряд ли. Мы недостойны. Для некоторых из этой братии мы слишком мелки, чтобы они соизволили придумать нам прозвище.
– Я тоже так думаю, – глубокомысленно произнес Трещотка. Иногда его тянуло на философию. На губах у него появилась самодовольная улыбка:
– Тебя когда уволили?
– Сегодня. Ты еще не в курсе?
– Как видишь – нет. А ты, я вижу, не успел увольнение обмыть и уже носишься по городу с высунутым языком.
– Выпивка никуда не денется.
– Если только другие раньше не доберутся, – вскинул и опустил взгляд он.
Мы посмеялись. Трещотка мог быть компанейским парнем, когда хотел.
– Так зачем ты пожаловал? – отсмеявшись, спросил он.
– Мне нужна информация.
– Я понимаю, что не починка обуви.
– Я ищу Болванчика.
– Это того, с крысой?
– А что, есть еще один? – удивился я.
За год службы в армии можно пропустить многое, но Трещотка развеял мои опасения:
– Да нет, конечно. Просто к слову пришлось. Он у нас уникальный тип.
– Да, болванов полно – Болванчик один. Трещотка стал покусывать большой палец левой руки – характерный признак того, что сапожник задумался. О его вредной привычке знали многие. На базаре ходила шутка, что свою информацию Трещотка высасывает из пальца, однако в этой шутке была только доля шутки. Непроверенных сведений сапожник не давал.
– Болванчик говорил, что отходит от дел. Его крыса заработала достаточно, чтобы обеспечить старику приличный пансион до самой смерти.
– Я сам не раз давал себе такие обещания, однако у меня ничего не вышло. Болванчик, скорее всего, врал или получил предложение, от которого не смог отказаться.
– Тогда ищи его на набережной. У Болванчика там свой дом.
– На новой набережной или старой? – спросил я.
– Ты что, с Луны свалился? – засмеялся Трещотка. – Конечно, на старой. На новой набережной теперь живут только жирные коты, нашему брату там делать нечего. Всю шушеру оттуда выгребли месяца три назад – спасибо мэру! Впрочем, ты же был в армии и ничего об этом не знаешь.
– Не скаль зубы! – буркнул я. – Значит, на старой набережной… А улицу, номер дома не подскажешь?