Джентльмен и вор: идеальные кражи драгоценностей в век джаза - стр. 8
Его первым учебным заведением была школа № 4 на Миллбери-стрит в пяти минутах ходьбы от дома – кирпичная, с шиферной крышей громада, на чьем фоне юные воспитанники выглядели совсем крошечными. Она открылась всего за пару лет до того, как Артур стал ее учеником, и предназначалась специально для детей местных рабочих.
Где-то ближе к 1905 году Томас Бэрри перешел в другую компанию. «Вустер брюинг корпорейшн» была меньше предыдущей пивоварни, но зато его там вскоре повысили до мастера и он перевез семью в новостройку за углом. Здание на Перри-авеню было одной из многочисленных вустерских трехэтажек, крупных зданий с деревянным каркасом, характерных для промышленных городов Новой Англии тех лет, и клан Бэрри поселился там в одной из квартир, занимавшей все три этажа. В Вустере подобные дома строились на узких участках, но они довольно глубоко вдавались в обратную от улицы сторону, поэтому жилая площадь на каждом этаже была достаточно велика. Эти дома ряд за рядом выстраивались на склоне холма, формой напоминая коробки из-под обуви и, в сочетании с облезающей краской, отнюдь не радовали глаз. Заботясь об имидже города, вустерская торговая палата в итоге откажется от их дальнейшего строительства, заклеймив эти кварталы как «архитектурное уродство» и «пятно на любом ландшафте».
Однако в начале ХХ века Вернон-Хилл считался неплохим местом для семей с детьми, как вспоминал драматург, киносценарист и журналист Самюэль Берман, ровесник Артура, выросший в такой же трехэтажке в полумиле от дома Бэрри. Кроме твоей семьи, в доме живут еще две, вокруг – полно детей, и товарищи по играм находятся без труда. На задних дворах ты мог рвать растущие там яблоки, груши и вишни. На каждом ярусе, спереди и сзади, имелись балконы, жильцы называли их «пьяццами». «Замкнутые люди, склонные к созерцательности, сиживали на задних пьяццах, разглядывая деревья, – писал Берман. – А общительные, любящие городскую жизнь, предпочитали передние пьяццы, откуда хорошо наблюдалось за происходящим на улице». Артур, несомненно, выбирал передний балкон.
«Мы жили прекрасной, дружной семьей», – вспоминал Артур. В вопросах дисциплины родители были «строги, но справедливы». Зарплату отец получал «невысокую, но адекватную». Он попивал – «умеренный алкоголик», как выразился Артур. Конфликты порой случались, но «не выходили за рамки обычного». Из семейных правил крепче всего ему запомнился запрет на ложь. «Мы знали, что если соврать, нас накажут гораздо строже, чем если сказать правду, в чем бы она ни заключалась», – рассказывал Артур в одном из интервью. И заявил, что ни единого разу не соврал родителям.
Это, разумеется, была ложь.
Неизвестно, на каком по счету чемодане Артур понял, что возит взрывчатку – причем такую, которая может сдетонировать от любого чиха. И он, по его словам, «наслаждался этой интригой», при том что с самого начала чувствовал, что «дело незаконное». Джек стал посылать его в более удаленные места – в Бостон, в штат Нью-Йорк (Олбани, Сиракьюс и Рочестер) и даже еще дальше, в Кливленд. «Это была роскошная жизнь», – вспоминал Артур. В дни доставок родители считали, что он в школе. Если поездка предполагала ночевку в поезде, он врал, что останется спать у друга.
Артур порой попадался на мелких правонарушениях. В сентябре 1910 года – примерно в начале его курьерской работы у Джека, за три месяца до четырнадцатилетия, – его схватили двое патрульных за битье уличных фонарей: развлекался, – согласно их формулировке, – нанося ущерб освещению. Его обвинили в вандализме, оштрафовали на три доллара и ославили в «Вустер Дейли Телеграм». Через пару недель он выплатил еще три доллара за стрельбу из оружия. Что это было за оружие, где он его взял и куда именно стрелял – остается тайной. В апреле 1912 года его снова обвинили в стрельбе, и на этот раз, ввиду повторного правонарушения, штраф вырос до семи долларов. Вустерская полиция считала его «весьма трудным подростком».