Джентльмен и вор: идеальные кражи драгоценностей в век джаза - стр. 19

Сообщалось, что немцы штыками добивали американских солдат, оставшихся лежать на земле в ходе одного из отступлений. Их пулеметчики и снайперы вели огонь по носильщикам, а один из самолетов сбросил бомбу на большую группу раненых. Разъяренные янки вели себя не менее жестоко – во время контратак пленных практически не брали. «Это был сущий ад», – рассказывал командир одного из медицинских подразделений 47-го полка. Из четырнадцати его подчиненных шестерых ранило, а двое погибли. «Медики, и офицеры, и рядовые, – вспоминал Джеймс Поллард, – проявили отвагу, граничащую с безумием, они создавали и обеспечивали работу медпунктов в самой горячей зоне вражеского огня».

Бэрри находился в гуще сражения. Однажды он на четвереньках дополз до бойца, раненного в грудь и в ногу, взвалил его на спину и бегом помчался к американским позициям. Ногу пришлось ампутировать, но боец выжил. Бэрри, которого один из его командиров назвал «солдатом, всегда добровольно выполняющим самые рискованные задачи», с дюжину раз выбирался из окопа, чтобы оказать пострадавшим первую помощь или перетащить их тем или иным способом в безопасное место. Во время очередной вылазки крупный осколок от разорвавшегося рядом снаряда врезался ему в голень. Поскольку кость осталась цела, рана считалась легкой, но ему все равно потребовалось лечение в лазарете, удаленном от огневых позиций. Впечатлившись его «невиданным героизмом в бою», командование представило Бэрри к кресту «За боевые заслуги», второй по значимости армейской награде за отвагу. «Бэрри неоднократно пробирался в зоны, обстреливаемые артиллерией и пулеметами, ради оказания первой помощи раненым, – говорилось в официальном документе, – пренебрегая собственной безопасностью».

Его подлатали, и уже через несколько дней он вернулся в полк, который продолжал давить на отступавших немцев и оттеснил их уже на десять миль от Сержи, к деревне Сен-Тибо. 8 августа 47-й вновь столкнулся лицом к лицу с 4-м Прусским гвардейским полком, но тут на американские позиции обрушился ливень снарядов, начиненных горчичным газом. Бэрри временно лишился зрения, получил серьезные ожоги кожи, а от вдыхания едкого газа – и носоглотки. Его эвакуировали в Немур, городок к югу от Парижа, где ему в нос и рот вставили резиновые трубки. В течение недели, позднее вспоминал он, ему приходилось терпеть ежечасный, весьма болезненный ритуал: сестры промывали волдыри ожогов и накладывали свежие повязки, чтобы предотвратить заражение. В американских газетах его имя появилось в газетных списках боевых потерь под тревожным заголовком: «РАНЕНЫЕ. СТЕПЕНЬ ПОРАЖЕНИЯ НЕИЗВЕСТНА».

Выздоровевшему Бэрри не сиделось на месте. В один прекрасный день он вместе с другим пациентом, сержантом его полка, запрыгнул в поезд до Парижа, а по прибытии они с головой окунулись в ночную жизнь города. Наслаждались пикантными шоу в Фоли-Бержер, прогуливались по Елисейским Полям. Попивали коньяк в кафе на Монпарнасе. Эрнест Хемингуэй, который вскоре начнет писательскую карьеру и будет сидеть в тех же кафе, служил водителем санитарного автомобиля на итальянском фронте, где его однажды – всего за пару недель до ранения Бэрри – изрешетило пулями и снарядными осколками. Это стало поворотным моментом в его жизни. «Если вы идете на войну мальчиком, – как-то написал Хемингуэй, – вы имеете большую иллюзию бессмертия. Других людей убивают, а вас – нет… Потом, когда вы в первый раз получаете тяжелые ранения, вы теряете эту иллюзию и знаете, что это может случиться и с вами». Размах веселья, которому Бэрри предался в Париже, наводит на мысль о том, что он тоже твердо решил выжать из своего второго шанса все, что можно.