Джек-потрошитель с Крещатика. Пятый провал - стр. 6
– Немедленно поставь меня на место, – поручик ошарашенно выполнил приказ. – А теперь – кругом, шагом марш! И не смей даже на глаза мне показываться…
– Но Коко… – залепетал Дусин, и яблочки его щек заалели еще сильней. Зеркальные пуговицы взглянули заискивающе и просяще. – Неужели я должен принять это как ваш отказ?
Даша бросила взгляд на мужчину с докторской бородкой – тот успел заказать себе чашку чая и шел теперь к ним.
– Ты сказал приказывать тебе. Так исчезни! Это приказ… раз… я считаю до трех! Два…
Поручика сдуло как ветром.
Его тут же заменил немолодой бородатый господин.
– Позвольте представиться, профессор психиатрии Сикорский. Могу я присоединиться к вам ненадолго? – под докторской бородкой был добротной пиджак с галстуком, над ней – золотое пенсне.
– Прошу вас, – Даша жестом предложила ему присесть, заметив краем глаза, как Кылына равнодушно отвернулась от них, а все девицы из дамского оркестра принялись горячо перешептываться, обсуждая закончившийся любовный спектакль с участием жестокосердной Коко Мерсье.
Профессор бережно поставил на стол свою чашку.
– Я вас искал. Вы, насколько мне известно, дружны с Михаилом Александровичем Врубелем, но еще не виделись с ним после печальных событий, – он говорил обтекаемо. – Так случилось, что я присутствовал при визите несчастного отца господина Врубеля к профессору Прахову и, должен сказать, был потрясен. Позвольте обойтись без поэтизмов… Случившееся – весьма опасные признаки безумия, неумолимо надвигающегося на вашего друга. В моей практике часто бывали такие случаи: человек вдруг воображал, что должен ехать куда-то по важному и срочному делу. Он мог сесть в поезд без билета, без вещей, без денег и паспорта, и затем забыть, кто он и зачем куда-то едет. Потом мог вообразить, что находится у себя дома, захотеть пойти в другую комнату и упасть на рельсы, переходя из одного вагона в другой. И если такой человек по воле случая оставался жив и отделывался только отрезанной колесами вагона рукой или ногой, придя в сознание в больнице, он не сразу вспоминал, кто он такой, где живет, и не мог объяснить, как попал в поезд и под колеса вагона.
– Так вы считаете, что Мише грозит смертельная опасность? – нетерпеливо уточнила Даша.
– Я тревожусь не только о нем… Прежде всего я хочу вас заверить, что, рассказывая небылицы, Михаил Александрович не лжет и его слова ни в коем случае нельзя воспринимать как обман или нелепую попытку занять денег. Не сомневайтесь, ваш друг совершенно искренне пережил горе неожиданной смерти отца, о которой его никто не извещал, кроме расстроенного воображения. Он действительно поехал его хоронить… но доехал ли до Харькова или вышел раньше на какой-нибудь станции – нам неизвестно. Мы лишь знаем, что он уже вернулся и ничего не рассказывает нам о своей поездке. Он ничего не помнит!
– Ну, так пропишите ему бром от душевной хандры. Почему нам с сестрой следует знать все это? К чему вы клоните, профессор? – насупилась Даша.
– Мы не знаем, где он был эти два дня и что делал, – с нажимом повторил профессор. – И сам он не знает… И если бы мы были не в Киеве, а, к примеру, в городе Лондоне, многие могли бы заподозрить нечто весьма нехорошее… Например, что именно ваш общий друг – печально известный Джек-потрошитель.