Джек-потрошитель с Крещатика - стр. 7
– Ничего что у меня губы накрашены? – неуверенно спросила одна из богомолок.
– Нормально, – сказала вторая с видом знатока и достала из сумочки нарядный синий платочек с золотыми египетскими иероглифами.
– Ой… туда посмотри. Да сюда не молиться нужно ходить, а с мужиками знакомиться, – первая немного нервозно хихикнула и игриво указала глазами направо.
Богомолки застыли, напрочь забыв про Бога при виде прекрасного, как языческий бог, темноволосого и темноглазого парня, держащего на руках совершенно не похожего на него малыша – полугодовалого голубоглазого и беловолосого мальчика с лицом херувима.
– Я и не знала, что мадонны с младенцами бывают мужского пола! – снова хихикнула первая.
– Я вообще не знала, что такие мужчины бывают, – отозвалась вторая, повязывая на голову бирюзовый платок. – И не голубой вроде – с ребенком!..
– Все голубые теперь тоже с детьми… Даже Киркоров родил себе что-то.
– А эта, рядом с ним, рыжая – кто?
Обе с вопросительным любопытством воззрились на невысокую тонкую девушку в длинной юбке и светлом платке, закабалившем ее огненно-рыжие волосы.
– Жена, наверное, – сказала первая, рассматривая готическое и рыжебровое лицо из коллекции Кранаха Старшего, – красивая… нестандарт.
– Красивая? – возмущенно изумилась вторая. – Вообще никакая. Уродочка. Зуб даю, она его няня. О, черт… – поход во Владимирский собор явно отменялся. – Не поверишь, зуб прихватило, – проныла она, хватаясь за подборок, чувствуя, как с каждой секундой боль нарастает, становится нестерпимой.
Облаченная в узорные одежды тринадцатипудовая Ольга на главных дверях на секунду приподняла опущенный взгляд и переглянулась с пятнадцатипудовым князем Владимиром на соседней створке:
«Видел, внучек? Люди, люди… не стоит обижать Киевицу!»
– Иди сама, – говорил тем временем Киевице ее спутник Мир Красавицкий. – Я подожду.
Рыжая Маша кивнула, глядя, как ее сын Миша привычно обвивает шею Мира двумя руками, – как и многие дети, он чувствовал себя куда комфортней на руках у отца. Только Мир не был отцом ему.
– Ты прав. Миша еще слишком маленький, чтобы идти в Прошлое, – в голосе матери звякнула неуверенность.
Она с подозрением покосилась на крупного ворона, прогуливающегося между двух уже заснувших на зиму черных фонтанчиков для питьевой воды.
Ворон наклонил голову набок и внимательно посмотрел прямо на Машу.
И Маша Ковалева решилась…
Поднялась по ступеням к боковой левой двери, поклонилась.
– Именем Отца моего велю, дай то, что мне должно знать, – прочитала заклятие Хранительница вечного Города и, сделав шаг, прошла сквозь столетие.
…Владимирский собор был новым и ярким.
…Владимирский еще и не был собором – ему предстояло ждать освящения несколько лет, и часть его стен были расчерчены деревянными лесами.
Но Маша все же перекрестилась, прочитала молитву, но не за упокой – за покой. Здесь, в конце XIX или начале XX века, отец ее сына – художник Серебряного века Михаил Врубель – был еще жив.
Мир знал, что, перешагнув порог собора, Киевица перешагнет сто лет, оказавшись в Прошлом – в еще не законченном Владимирском. Но не знал, что она мечтает встретить здесь другого мужчину. И, оглашая просьбу Отцу-своему-Городу «дай то, что мне должно», надеется: Киев сочтет должным дать ей час, когда расписывавший этот собор Михаил Врубель будет здесь.