Дымовое древо - стр. 64
Принял его Кариньян как полагается, приказал, чтобы гостю подали чай под навесом, а сам сел напротив, сбросив дзори, соединив стопы под стулом и разведя в стороны колени. Носил он линялые джинсовые брюки и футболку, бурую от речной воды. Дышал через рот, курил сигареты «Юнион», произносил их марку как «Унион». Когда не курил, сжимал бёдра и слегка покачивался на сиденье, а его взгляд соскальзывал вниз и куда-то вбок, как у душевнобольного. В разговоре он участвовал с видимым усилием; когда Сэндс что-то говорил, он изображал на лице какое-нибудь выражение (Сэндс был уверен, что это выходит у него ненамеренно) – то завуалированного потрясения, то дружелюбного недоверия, как если бы гость явился к нему без штанов. Казалось, он и близко не способен вести торговлю стволами.
– Вас когда-нибудь называли «Сэнди»?
– Не доводилось слышать. Зато мои друзья называют меня «Шкип».
– Скип, – повторил священник, произнеся его прозвище на филиппинский лад.
– Я так понимаю, это вы помогли с поисками пропавшего миссионера. Забрать останки, я имею в виду.
– Да. Да, это так, разве не так?
– Из долины реки Пуланги?
– Да. По пути назад, когда поднимались в гору, я упал в обморок.
– Но разве вот эта река прямо здесь – это не Пуланги? Так у меня на карте написано.
– Это… раздвоение, как называется, что-то не припомню – ну, ветка, понимаете? В этой части она Рио-Гранде.
– Рукав.
– А чтобы добраться до ветки Пуланги, пришлось идти пешком много миль. Много-много миль. По ночам сплю и вижу, будто я всё ещё в походе! Как вам чай, ничего?
– Очень вкусный, спасибо.
– Вода здесь хорошая. У нас хватает для питья, но не для купания. Бак потёк. – Он говорил про сильно растрескавшуюся железобетонную цистерну в нескольких ярдах оттуда.
– У вас в приходе порядочное количество католиков?
– Ах да. Да. Католики. Я крестил сотни человек, конфирмовал сотни человек. Не знаю, куда они все потом делись. Бо́льшую часть из них никогда больше не видел.
– Они не посещают мессы?
– Они приходят сюда в тяжёлые времена. Для них я на самом-то деле не служитель Божий. Здесь предпочитают обращаться за помощью к ведьмам и колдунам. Вот и я скорее кто-то вроде этого.
– А-а.
– Они завтра придут. Некоторые. Завтра ведь праздник, день святой Дионисии. Они верят, что у неё большая власть.
– А-а.
– Ну а вы?
– Я?
– Вы-то сами католик?
– Моя мать не была католичкой. Папа – вот он был.
– Ну… обычно отцы не очень религиозны.
– Папа погиб на войне. Я много гостил у его ирландской родни в Бостоне. Они там все довольно ревностные католики.
– А вы конфирмованы?
– Верно, я прошёл конфирмацию в Бостоне.
– Вы сказали «в Бостоне»? Я сам вырос в Бриджуотере. Это недалеко.
– Да. – Сейчас их разговор в основном шёл по второму кругу.
Священник поведал:
– После того, как я покинул родной дом, мои мать и отец переехали в Бостон. Я разговаривал с матерью по телефону в 1948 году. Позвонил из нового модного отеля в Давао. По тем временам нового. Но до сих пор, наверно, модного, а? Она сказала, что всегда молится за меня. Как услышал её голос, так и почувствовал, насколько она от меня далеко. Когда вернулся сюда, к себе в приход, то это было всё равно что начать всё заново в первый день. Снова почувствовал себя далеко от дома.
Из-за угла здания их рассматривали четверо ребятишек мал мала меньше, совершенно голых, не считая трусов. Когда Сэндс им улыбнулся, они взвизгнули и разбежались.