Дьявольский рай. Почти невинна - стр. 27
Ужинали много и долго. Взрослые говорили о ценах и политике, пили мускатное шампанское и все подкладывали мне то салатика, то гарнирчика, а папаша осуждающе хмурился и говорил «да хватит ей, она же только недавно поела!», хотя сам наворачивал будь здоров! Зинка полусидела-полулежала напротив и безжалостно колотила меня по ногам. По какому-то хищному лунному блеску в ее глазах я уже чувствовала, что все складывается для меня отлично. Уж я-то знала, какую новость мне хотят сообщить, но не спешила вставать. Ведь чем дольше отсрочка – тем слаще признание. Никогда не надо спешить. Впереди обвитые лавром и рододендроном два месяца. Будь паинькой, Ада-Адора, и паиньками останутся все вокруг.
Когда какой-либо интерес к еде был окончательно смыт болезненным нетерпением, я, наконец, разрешила себе встать и была тут же увлечена Зинкиной рукой в хозяйскую комнату с видиком и балконом.
– Ну? – я прикрыла за собой дверь.
Девчонка молчала, выдерживая необходимую, по ее мнению, паузу (ребенок, ты же ничего не знаешь, зачем тебе этот спектакль?).
– Альхен тут?
– Кто?
– Йог, этот самый йог, он тут?!
Она одарила меня одной из своих гнуснейших полуухмылочек, с прищуриванием глаз и укладыванием головы на приподнятое плечо.
– Ту-у-ут, – протянула одиннадцатилетняя мерзавка, наверняка замечая увиденное на днях лицо в моих светящихся глазах.
– А Вера с Танюшкой?
– Нет.
– Орыська?
– Нет.
– Другие бабы?
– Нет. Он один, подружка. Тебя дожидается, небось. Я ему, правда, в прошлом году сказала, что ты в Америку уехала. С концами. А он это…
– Ну? Зин, что он сказал?
– Что, может, тебе письмецо надо написать. И что ты там себе жениха найдешь.
– Серьезно?
– Ага.
– А на голове стоит?
– Ага. Гы-ы-ы-ы… все время. Ну, как обычно.
– А на пляже когда последний раз была?
– Три дня назад.
– А на тебя смотрел?
– Еще бы! Вот так! – И она, маленькая артисточка, сделала, попытайтесь вообразить, лицо, настолько похожее на альхенское, что я содрогнулась. Согнав муть прошедших сновидений, трезвым веселым голосом я сообщила, что пойду на кухню.
О… я горела надеждой! «Он один, подружка, тебя дожидается, небось». Это была глупая, в стиле мартовской первой любви, рахитичная надежда. Но с отражением пузырьков мускатного шампанского, с запахом хвои и травы, с воплями чаек и гепардов со львятами, с серебряной луной и фаллическим отражением в мерцающей воде, с южной ночью и ее страстями… о… я могу продолжать и продолжать.
А Цехоцкий все травил политические анекдоты. За кухонным окном мерцала огнями далекая Ялта, и тихо шепталась листва с зеленым лучом, быстро скользящим по спутанным веткам.
Tag Zwei (день второй)
Мое ликующее сознание вцепилось в реальность около шести утра. Я смотрю на грядущий день с подслеповатой радостью и безумным рвением. И делаю первый шаг к двери. Ну что ж, я, кажется, проснулась. А папаша, что очень странно для его жавороночьей натуры, спал как убитый, драматически вытянув руки вдоль тела и повернув свой ассирийской профиль к залитой солнцем стене.
Мягкие ото сна руки лезут под холодную воду. Это было так давно, когда на Маяке летом была горячая вода! На полу возле ванны стоит огромный металлический бидон, а из него торчит кипятильник. Требуется примерно день, чтоб он нагрелся до нормальной температуры.