Дьявольский остров - стр. 20
– Руки у врача должны быть теплые, – сказал он на своем языке.
Шпильковский не стал отказываться – он знал, что сегодня ему предстоит снимать мальчику швы, и руки должны быть послушными.
Под присмотром часовых, что находились на башне замка, из бойниц которого торчал ствол пулемета, комендант, рыжебородый и военфельдшер прошли в пристройку.
По дороге в смотровой кабинет помощник коменданта позвал из камеры Стайнкукера. Переводчик не помешает.
– Ветеринара мы звать не стали – погода слишком плохая, – сказал комендант, – вы ведь сами справитесь?
Батальонный комиссар перевел.
– Да, справлюсь.
Мальчик лежал на железной кровати. Рядом с ним была его мама. И хотя она уже не рыдала от отчаяния, все равно очень переживала за сына.
– Готтфрид, поблагодари доктора, – сказала Ульрика. – Это он тебя спас.
Стайнкукер перевел.
– Спасибо, господин доктор, – сказал мальчик.
– Как ты себя чувствуешь? Живот не болит? – поинтересовался Альберт Валерьянович.
– Чувствую хорошо. Живот болит чуть-чуть.
– Ну-ка, покажи.
Шпильковский внимательно осмотрел рану. Рубец уже успел хорошо затянуться.
– Отлично, сейчас тебе придется немного потерпеть, будем снимать швы.
Альберт Валерьянович попросил подать из шкафчика пинцет и ножницы, склянку с йодной настойкой. Во время операции по удалению аппендицита Шпильковский наложил мальчику узловой шов, теперь же он аккуратно с одной стороны раны потянул пинцетом за нить так, чтобы из кожи появилась часть шва. Затем он разрезал нить близко к коже и медленно, очень осторожно вынул шов так, чтобы внешняя нить не проходила через ткани и не смогла занести инфекцию. Подобную процедуру Шпильковский проделал со всеми частями шва.
Готтфрид морщился от боли, но, как настоящий мужчина, терпел.
– Это еще не все. Сейчас будет щипать.
Военфельдшер набрал на ватку йодной настойки и смазал рану.
– А теперь надо наложить стерильную повязку, и потом вы будете уже сами ее менять. Это нужно будет делать каждый день. И еще один важный секрет. Правда, сейчас погода не такая, но все-таки я должен вас предупредить. На будущее – не открывайте шрам перед прямыми солнечными лучами. От ультрафиолета выступит пигмент, и шрам потемнеет на всю жизнь. А так останется беленьким, красивеньким. Понятно?
– Понятно, – почти хором сказали мать мальчика, сам Готтфрид и комендант, внимательно следивший за действиями военфельдшера.
Шпильковский наложил повязку.
– Ну что, можно сказать, практически здоров, – улыбнулся он Готтфриду.
– Вот когда я выйду в море за рыбой, тогда и буду здоровым, – серьезно ответил подросток.
– Молодец.
– Прошу ко мне в кабинет, – сказал комендант.
Воспользовавшись моментом, Шпильковский бросил взгляд на карту Аландских островов, чтобы перепроверить себя, хорошо ли запомнил. Он не заметил, что его взгляд перехватил комендант.
– Пройдемте ко мне. Нам надо поговорить, – сказал начальник лагеря.
Кроме самого коменданта и фельдшера, к нему в кабинет прошли рыжебородый офицер и Стайнкукер. На дубовом столе стояла бутылка шотландского виски, на тарелках лежала порезанная на большие куски норвежская селедка, хлеб, вареная картошка, лук, бутерброды из черного хлеба и нежного куриного паштета. Вокруг закуски стояли заранее приготовленные четыре рюмочки.
– Прошу вас, за здоровье моего племянника. Новость о вашей удачной операции облетела острова. Вам благодарность от меня лично и от председателя лагтинга Аландских островов.