Дьявол и Город Крови 3: тайны гор, которых не было на карте - стр. 62
Или солнце, отражаясь от белого снега, выжигало роговицу – и если бы Дьявол не повязал ей на глаза косынку из полупрозрачного шелка, непременно бы ослепла. Теперь один ее глаз видел мир в розовом свете, другой в зеленом, вместе получалось серовато-бурое, но скоро она привыкла.
Самое страшное в горах – снежные лавины. Такой беды, пожалуй, больше нигде не встретишь. Снег вдруг ни с чего начинал катиться вниз, набирая скорость, подминая и вырывая с корнем деревья в подножии. Зато после лавины оставалась твердая белая дорога, неровная, но зато можно зацепиться.
Перед каждым таким местом, которое должно было вот-вот обвалиться, Дьявол начинал дико свистеть, сотрясая горы. Если снег не обваливался, свистел еще, а на третий раз производил небольшое землетрясение, скрестив пальцы крестиком.
– Ух ты! – благоговела Манька перед дрожью земли, высовываясь из укрытий, в которые Дьявол их прятал. И кричала во весь голос: – Эге-ге-гей! – когда лавина с оглушительным грохотом прокатывалась мимо. Ощущение было такое, что вот-вот наступит конец света.
Борзеевич обычно падал ниц, раскинув руки в сторону.
– Свят! Свят! Свят! – молился он. А после ворчал, недовольный тем, что падать и кататься ужом приходиться слишком часто, считая опасения необоснованными: – Ведь прошли бы, стена вон выросла, а было полого…
– Ну, – независимо отвечал Дьявол, – хочется иногда поразмяться. Я какой-то маленький с вами стаю, бери меня голыми руками. Ох, Борзеевич, вторая половина зимы, снега накопилось столько, что съехать может с любого места, – вразумлял он старика. – Только я могу так… Мне солнце потушить ничего не стоит! – и снова засовывал пальцы в рот и свистел, но только еще громче, так что свист уже не слышали, но видели, как вокруг сотрясается и падают камни.
– Воистину, Маня, Свят! – подтверждал Борзеевич, когда утихал грохот. – Он беззащитную звездочку проглотит, не подавиться! – и грустно взирая на изменившийся в худшую сторону ландшафт, тыкал пальцем в новую пропасть: – И как нам теперь?
А Манька верила и не верила, размышляя, надо ли тушить звезду, возле которой, возможно, кипела жизнь, молча соглашалась с Борзеевичем, когда высокие непреступные стены открывались своей непроходимостью. Дьявол не казался ей умным. Вернее, умным, но по-своему – мог бы устроить вселенную умнее. Взять тех же вампиров: зачем завоевывать новые земли, если и так земли навалом? Жадность, может, доводила до добра вампира, но зачем же уподобляться кучке собственного дерьма? Кучке положено перегнивать и подъедаться червями, но Богу-то, Богу! Она в боги не метила, шла по нужде, а Борзеевич, тот вообще из любопытства, а не то, чтобы доказать, что мол вот я какой герой. Так неужели нельзя было хоть раз посочувствовать, пожалеть по-божески, если Бог? И надо ли усложнять дорогу, если она и без того полна трудностей? Дай ему волю, замучит до смерти.
Не раз вспоминала она избы и оставленное лето. Сердце осталось где-то там. И только мысль, что когда-нибудь вернется, останавливала ее, чтобы не лечь в снег и не умереть. Естественно, Дьявол не забывал поиздеваться над ними, напоминая, сколько вершин, много выше и круче, покорили вампиры, и не только покорили, но проторили дороги, понастроив подъемники. Никто с ним не спорил, сил не хватало. Лишь однажды Борзеевич буркнул в ответ, что ломами и кирками не вампиры махали, когда дороги прокладывали…