Дьявол - стр. 38

– Прочь, – сказал он сквозь зубы.

Оливер не тронулся:

– Дама просит отпустить ее, ваше величество.

– Прочь, – крикнул Людовик и поднял кулак.

Оливер остановил его взглядом.

– Государь, не советую меня бить, – тихо сказал он и, двинув Анну к двери, бросил ей платье; она тотчас же выскользнула из залы.

Король крикнул через плечо:

– Профос!

Тристан подскочил на месте; при упоминании его должности хмель соскочил с него мгновенно. Он серьезно и с готовностью спросил:

– Государь?

Кардинал, зевая, также проснулся и вышел из глубины комнаты. Только Жан де Бон оставался спокойным.

– Что, птичка щебечет уже в гнездышке? – спросил Балю, оглядываясь.

Оливер открыл обе створки двери и тихо прошептал, почтительно сгибаясь:

– Государь, сегодня вешать уже поздно.

Людовик, опешив, посмотрел на него, затем разразился смехом:

– Ты прав, Оливер, это еще успеется.

– Ваше величество, вы меня звали? – спросил Тристан.

Король обернулся:

– Я хотел, чтобы ты кардиналу, который лежит там под столом, и себе самому отрубил голову за то, что вы сидите, когда я стою. Теперь же пусть Дьявол уложит меня в постель, потому что с меня довольно. Покойной ночи, куманьки.

Кардинал ответил с достоинством:

– Мы желаем вам приятного сна в обществе исчезнувшей примадонны. «Voluisse sat est»[22],– говорит Проперций[23],– добавил он.

Людовик покинул зал. Оливер проследовал за ним по витой, скудно освещенной лестнице в покои верхнего этажа. Он молча помог королю раздеться, накинул ему на плечи подбитый мехом халат и хотел с поклоном удалиться.

– Нет, ты ночуешь у меня, – сказал король и прошел в спальню.

На возвышении о трех ступеньках, обтянутом ковром, стояло венецианское ложе с резными колоннами и под красным бархатным балдахином. В ногах находилась постель из подушек и шкур для дежурного камерария или телохранителя. Король подошел к открытому окну и вдохнул чистый, свежий ночной воздух.

– Ложись, – сказал он, не оборачиваясь.

Оливер повиновался. Царила полная тишина. Лишь изредка вскрикивала ночная птица. Бабочка кружилась вокруг ночника. Мягкий лунный свет падал в окно. Неккер заснул.

– Оливер!

Мейстер открыл глаза, не отдавая себе отчета, как долго он спал; не был он также уверен, окликнули ли его. Тень короля исчезла, но было слышно его короткое, немного затрудненное дыхание; время от времени слышалось потрескивание его кровати. Мейстер снова закрыл глаза: он был утомлен.

– Ты спишь, Оливер, когда я бодрствую?

– Я не сплю, государь.

Опять воцарилось молчание, но теперь Оливер знал, что король размышляет, и потому проснулся окончательно. Он улавливал ток напряжения, исходивший от королевской постели.

– Могу ли я доверять кардиналу, Оливер? – спросил Людовик.

Мейстер ответил не сразу, кровь стучала у него в ушах. Он медленно ответил вопросом на вопрос:

– Доверяете ли вы еще мне, государь?

Людовик молчал. Оливер поднялся на своей постели.

– Государь, – настойчиво просил он, – скажите, что сегодня вечером вы никого не назначили камерарием! Скажите, что то, что произошло, неправда…

Людовик молчал.

– Государь! – воскликнул Неккер с надрывом. – Я прошу у вас отставки!

Король сказал:

– Завтра ты отправишься с кардиналом в Париж. Ты будешь за ним следить и удостоверишься в его намерениях. Затем, если понадобится, ты поедешь в Льеж и там позаботишься о том, чтобы Вильдт не выступил раньше времени. Само собой разумеется, ты будешь возле меня, если я соберусь в львиную пещеру.