Дядя Динамит - стр. 10
– РЕДЖИНАЛЬД!
Когда эхо затихло, сэру Эйлмеру показалось, что в музее кто-то ходит. И он пошел туда.
Действительно, там стояло что-то вроде Реджинальда. Представители двух поколений взглянули друг на друга, мало того – они друг друга рассмотрели и друг другу не понравились. Мартышка думал о том, что будущий тесть – не столько герой Диккенса, сколько самый неприятный из старых хрычей, которых он видел немало; тогда как сэр Эйлмер, окинув взглядом все, от лимонных волос до носков со стрелками, убедился в том, что будущий зять – именно хлыщ и кретин.
Однако он решил ворковать, и ворковать стал:
– А, вот и вы! Реджинальд Твистлтон, если не ошибаюсь?
– Точно. Твистлтон. Реджинальд.
– Как поживаете? – взвыл сэр Эйлмер, словно лев, получивший в зад немного дроби, когда он пил из озерца. – Рад видеть. Жена сейчас придет. Что вы тут делаете?
– Смотрю на эти… штуки.
– Коллекция. Цены ей нет.
– Правда? Нет цены?
– Она уникальна. Собирал десять лет. Вы интересуетесь Африкой?
– Да-да! Ужасно.
Усы зашевелились. Видимо, сэр Эйлмер улыбнулся. Зарождалась одна из прекрасных дружб – но тут хозяин музея увидел глиняные черепки, и улыбка сменилась исключительно жуткой гримасой, а Мартышка ощутил, что из него выскабливают внутренности совком или даже лопатой.
– А, хр-р! – вскричал баронет, возможно, взывая к африканскому богу. – Как?! Что?! Это вы?!
– Я-а-а, – проблеял Мартышка, стоя на одной ноге. – Простите, пожалуйста.
Сэр Эйлмер – не без оснований – указал на то, что надо было думать раньше, и Мартышка с ним согласился, после чего нервно хихикнул.
Нервное хихиканье раздражает многих, в том числе сэра Эйлмера. В былое время он нередко напоминал об этом адъютантам. Даже мысль о Гермионе не помешала ему издать рык, по сравнению с которым все прежние и впрямь казались воркованьем. Опустившись на четвереньки, он стоял над осколками, словно Марий на развалинах Карфагена, бормоча что-то в усы о кретинах и хлыщах. Мартышка понял не все, но вполне достаточно.
Именно поэтому он побледнел, судорожно сглотнул и покрылся липким потом, словно попал в турецкую баню для человеческой души. Гувернантки в раннем детстве, учителя – в позднем не слишком высоко ставили его ум, но все же он догадался, что очаровать родителей невесты ему скорее всего не удалось.
Когда сэр Эйлмер поднялся и сообщил, что штука – жемчужина музея, с которой он не расстался бы ни за какие деньги, хоть бы его молили на коленях, послышался свист, словно некое тело быстро разрезало воздух, – и мгновение спустя в залу влетела хозяйка.
Только Шерлок Холмс угадал бы, что викарий сообщил ей по телефону о болезни своего помощника (корь), но и доктор Ватсон понял бы, что она расстроена, а потому, при всей своей учтивости, не замечает гостя, стоящего уже на другой ноге.
– Эйлмер! – воскликнула она.
– Что?
– Эйлмер!.. Викарий!..
– ЧТО-О-О?
– Викарий говорит, мистер Другг заболел корью.
– Какой еще друг?
– Его помощник. Такой милый, прыщавый. Заразился, теперь некому судить детей.
– Каких детей?
– Конкурс. На празднике.
Позволим себе небольшое отступление. Во владениях сэра Эйлмера каждый год устраивали праздник, где собирался самый цвет сельского общества. Соревнования в беге, местные танцы, детский конкурс красоты, чай с бесконечным множеством булочек под большим тентом – словом, представьте себе дерби, прием в королевском дворце и пир Валтасара.