Двуногое всесилие. Книга седьмая - стр. 12
– Эгоист! – я снова лечу в стенку. Не больно, не обидно, но очень кувыркательно. Слегка понимаю Палатенцо, которая иногда от меня получается экспресс курс кошки в стиральной машине.
Вообще да, я скотина и эгоист. Черствый и ничего не замечающий. Например того, что она, Викусик, высотой три метра и весом под две сотни килограммов. Что для неё парней её роста практически не существует, лишь пара-тройка имеются, но никаких чувств у неё не вызвали. Как и она у них. А теперь ей, дылде огромной, сейчас куча народу завидует до черноты в глазах! Она сама себе завидует, потому что еще не ощутила себя… не ощутила себя…
На этом месте шарик лопнул, Викусик промахнулась, а я, трансформировавшись в туманное человекоподобное облако викусикиных размеров, обнял эту… чуду, принявшись гладить по голове. Она тут же разрыдалась как маленькая девочка.
Тьфу ты…
Конечно, я эгоист. Ты права, Викусик. И Окалина-старшая тоже права, всеми жабрами своей заскорузлой от службы (не от крови) души. Я никогда не был киллером на службе у правительства, не был солдатом, да и не чувствую себя ими. Этот мир, пусть я в него и вжился, по-прежнему остается для меня чужим. Поэтому я и убежал. Спрятался. Раскидал всюду свои якоря. На тебя, на бабу Цао, на девчонок, даже на Салиновского. Плевать, что будет с другими, главное, чтобы вы оставались такими, какие есть, чтобы я мог обратно становиться собой после каждой очередной кровавой зарубы. На моё покусились – взбесился. Не на семенную жидкость, пусть её хоть разбрызгивают по всей стране, мужик есть фабрика по производству сперматозоидов, а на тебя, смешная большая девочка.
Как мы успокаивались, как аккуратно потом вылазили из разных щелей «преступницы», в которых записалась и сама баба Цао – это было достойно отдельного описания. Как меня обрабатывали, перед тем как показать саму рыжую негодяйку – так вообще повесть бы вышла, достойная пера Макиавелли. Но всё рано или поздно заканчивается. Никто не пострадал.
…ну, кроме моего мироощущения. Всё-таки узнать, что твоё сокровенное не смывают в ванне, а рассылают по всему городу, чтобы та или иная неосапиантка впрыснулась, скажем, после ужина… это мощно. Сразу чувствуешь себя дойным быком надежды.
Причем, за ужином в тот день я чуть не подавился. Только, понимаешь, начало отпускать, только потоптанная и помятая гармония в душе робко встала на дрожащие ножки, трясущейся рукой поправляя лифчик, как внезапно нагрянувшая в пустую голову мысль свела судорогой мышцы глотки, от чего я проглотил небольшую помидорку, тут же намертво вставшую у меня в глотке. Забыл, паникуя, что практически неуязвим, забыл, что могу превратиться в туман, начал перхать как самый обычный человек. Тут еще Кладышева, подскочив, устроила мне оральный фистинг, но догадалась тыкнуть в проклятую ягоду так, что та, всё-таки, провалилась в желудок. Откашлявшись, я дикими глазами посмотрел на Юльку, хрипя потревоженным горлом не вопрос, а кусок вопроса:
– …и Нелла Аркхадьевна?!
– Конечно, – как-то злорадно выдала девушка-призрак, добивая меня, – Давно и… регулярно.
Ъуъ!!!
К счастью, терзаться вопросами мне потом не давали почти половину ночи, даже сумев убедить, что всё происходящее есть ласка, забота, любовь, страсть и похоть, а вовсе не очередной рекордный надой во благо расы неосапиантов. Так что с утра я смотрел в голубые глаза собственного шефа без особой рефлексии. Просто невыспавшимся.