Двойной запрет для миллиардера - стр. 31

Приношу на подносе сэндвичи, кофе, и яичницу с полосками вяленого бекона и помидорами черри. Марк окидывает поднос голодным взглядом и переводит его на меня. Мне кажется, или этот взгляд такой же голодный?

— А ты? — спрашивает Громов, перехватывая поднос и помогая установить его на тумбочке.

— Мне нужно завтракать на террасе, Марк, — как ни стараюсь, не получается скрыть сожаление. — Яннис с Менелаем должны меня видеть. Я всегда здесь завтракаю, не стоит давать им ни малейшего повода. А вдруг полицейские и с ними захотят поговорить?

— Хорошо. Каро, — зовет, когда я уже стою на пороге, — у тебя есть бумага?

— Ты имеешь в виду листы для печати? Или нужна тетрадь?

— Давай для печати. И карандаш.

Несу то, что он просит, а когда собираюсь уходить, Марк удерживает меня за руку.

— Можешь поправить мне подушку?

Я хочу отказаться и даже лицо делаю возмущенным. Но руки сами тянутся, берутся за подушку, взбивают ее, поднимают выше. Марк поднимается, упираясь на локти, и я оказываюсь с ним лицом к лицу.

Его губы в такой непозволительной близости, что все мои мурашки вмиг просыпаются и ошалело начинают носиться по телу, вызывая дрожь и в ногах, и в руках.

Громов не может не видеть, какое оказывает на меня воздействие, но и не думает останавливаться. Он топит меня в штормовой синеве своих глаз, и только прыгнувший к нему на постель Козинак спасает меня от полнейшего затопления.

— Приятного аппетита, Марк, — сиплю как бывалый прокуренный моряк и форменным образом спасаюсь бегством, не давая рукам Громова прочно обосноваться на моей талии.

***

Громов

Она так смешно смущается, эта малышка, как будто я первый мужчина в ее жизни, которого она увидела в трусах. На мой стояк в душе вообще чуть лейку не уронила, так испугалась. Я бы решил, что притворяется, но у Каро все на лице написано. Такие врать не умеют.

Выходит, я угадал, у нее реально никого не было? Я уже и забыл, что такое бывает. Мне кажется, они сейчас еще в школе девственности лишаются. Конечно, я имею в виду таких хорошеньких девчонок как Каро, а не страхолюдин всяких.

Еще и портрет мой в ее комнате, лично меня он напряг. Не думал, что брат окажется прав, и Карина моя фанатка. Я этими толпами восторженных девочек по горло сыт. Мне грид-герлз* хватает с головой, там есть из кого выбрать, а рыдающие малолетки в кайф только для начинающих. Для меня уже перебор.

Но Каро не похожа ни на фанаток, ни на грид-герлз. И по тем, и по другим сразу видно, что они на все согласны. А Карина чуть что, сразу краснеет. Я поначалу охреневал, но это так мило выглядит, что теперь стараюсь нарочно ее поддразнить. Спровоцировать.

Правда, держусь в рамках. Не скажу, что легко, но Каро спасла мне жизнь, и я не позволю себе ничего лишнего в ее адрес. А насчет стояков, так давно известно, что после пережитой опасности организм начинает работать на размножение. На сегодня неудовлетворенный стояк не самая моя большая проблема. Скорее, возможность отвлечься.

Я запрещаю себе думать о брате. То, что тормоза были выведены из строя, ясно даже идиоту. И только идиот не поймет, почему нас с Марти захотели убрать.

Под бумагу подкладываю журнал, который дала мне Каро. Расчерчиваю лист, слева выписываю имена и фамилии тех, кто так или иначе мог быть причастен к аварии.