Двойное испытание - стр. 3
– Что с вами сталось, сударыня? – сказал ей как-то вечером Селькур. – Сдается мне, вам вздумалось пожить в уединении; прежде присутствием своим вы украшали любую прогулку, любой спектакль; все мчались туда стремглав в надежде вас увидеть; не покидайте свет – без вас скучно и пусто… К чему такое затворничество? Это что – мизантропия или стремление устроить личную жизнь?
– Личная жизнь? Занятное выражение! И с кем же, по-вашему, мне ее устраивать?
– Сие мне неведомо; хотя доподлинно известно, кто был бы не прочь устроить свою личную жизнь с вами.
– Не называйте его имени, прошу вас: мне ненавистны любые планы подобного устройства…
– Возможно ли быть столь непримиримой?
– Мне думается, вы принимаете меня за кокетку, ведь так?
– Подобает ли сие звание восхитительнейшей женщине, существующей в мире? Если подобает, позвольте вам его присвоить…
Графиня одарила герцога де Селькура едва скользнувшим нежным взглядом и тут же отвела глаза:
– Сказать по правде, вы самый опасный из моих знакомых мужчин; сто раз зарекалась никогда больше с вами не встречаться, и все-таки…
– Вот оно что! Разум строит планы, а сердце все-таки их нарушает?
– Вовсе нет; замыслы мои всегда благонамеренны, но после – они расстраиваются, из-за моих же необдуманных поступков; только и всего. Рассматривайте сие, как вам заблагорассудится, только не делайте выводов в свою пользу.
– Запретом своим вы, стало быть, допускаете, что у меня появится повод возгордиться?
– Ах, мне ли не знать, что вы из тех, кто стремится произвести впечатление! Они твердо уверены, что не могут не понравиться, и свято верят в свой успех; легчайшие намеки, вырвавшиеся из женских уст, кажутся им признаниями, один взгляд равнозначен поражению, их тщеславие хватается за любые наши слабости, всегда расценивая их как подтверждение одержанных над нами побед.
– О как я далек от подобных мыслей!
– И совершенно правы, не заблуждаясь на сей счет.
– Это невыносимо – быть так близко от вас и удержаться от…
– Значит, вы не ждете от меня пощады?
– Навлечь на себя ваш гнев?.. Пожалуй, рискну, если заручусь вашим прощением.
– Вы умираете от желания признаться мне в любви.
– Я?.. Не пророню ни слова; я не столь неловок, чтобы затевать объяснение… При виде вас я тотчас подпал бы под влияние чувства, о котором вы говорите, ваше присутствие вдохновило и воспламенило бы меня безмерно… я оказался бы совершенно беззащитен… и если бы пришлось открыться вам во всем, я бы ни за что не отыскал выражений, способных верно отобразить то, что вы мне внушаете, и горел бы, лишенный возможности описать сжигающий меня огонь.
– И что же! Это не объяснение в любви?
– Вам хочется расценить мои слова, как таковое? Неслыханная милость с вашей стороны – теперь я избавлен от труда признаваться вам на самом деле.
– Поистине, сударь, вы – самый несносный человек, какого я встречала.
– Вот благодарность, рожденная в этой прекрасной душе… В ответ на мои старания вам угодить вы осыпаете меня обвинениями.
– Угодить мне? С точностью до наоборот; гораздо проще искренне сказать женщине, любите вы ее или нет, вы же прикрываетесь цветистыми фразами, стараясь опутать меня, словно паутиной.
– Предположим, именно таков мой замысел, но тогда я вас не разочарую даже после того, как вы меня разгадаете.