Двойная игра - стр. 5
– И всё-таки ты его любишь, – засмеялась Алиса.
Люська молчала минут пять. Мотала головой, всхлипывала, тарабанила пальцами по столу, и вдруг призналась:
– Если бы Димка сейчас позвонил в дверь и сказал мне «Привет», я бы его простила.
– Знаю.
– Только не вздумай сказать об этом Глебу. Алис, учти, проболтаешься – дружбе конец.
– Когда я выбалтывала твои секреты, Люсь?
– Вот и этот храни. Помни: Глебу ни слова!
В коридоре раздался звонок. Алиса встала, но Люська схватила её за руку.
– Сиди, Глеб откроет.
– Глеб в ванной, он не услышит.
– Тогда сама открою, это Паня пришла.
Люська вышла в коридор, подошла к входной двери, примкнула к глазку и в ужасе отшатнулась.
Я как раз выходил из ванной, когда увидел бледную как смерть сестру.
– Кого ты там увидела, привидение?
– Почти.
– А точнее?
– Там… там этот…
– Кто звонил? – спросила Алиса.
Звонок повторился.
– Димка, – одними губами прошептала Люська.
Мы с Алисой переглянулись. Люська снова посмотрела в глазок.
– И долго собираешься мариновать его на площадке, Люсь?
– Я… он…
– Люсь, вспомни, о чём ты говорила минуту назад.
– Алис, я же просила.
– Люсь, вспомни, – настаивала Алиска.
– Да помню я, помню.
– Тогда почему медлишь?
И Люська решилась. Поправив причёску, она сделала глубокий вдох, открыла замок и распахнула дверь.
Димон стоял на пороге с потерянным видом.
– Привет, Люсь.
– Припёрся вымаливать прощение? Зря потратил время. Ты для меня умер! Даже если встанешь на колени – не прощу. Вали отсюда! – Развернувшись, Люська ушла к себе, громко хлопнув дверью.
Поймав мой взгляд, Димон спросил:
– Глебыч, можно пройти? У меня беда случилась.
***
– Димка, почему у тебя лицо расцарапано? – спросила Алиса, когда Димон прошёл в кухню. – Где так угораздило?
– Лицо – ерунда. У меня проблемы посерьёзнее царапин.
– Выкладывай.
– Такая измена произошла, до сих пор очухаться не могу.
– Не тяни, Димка.
– Короче, если в двух словах, то Веру грабанули.
– Как?
– И главный подозреваемый – я!
Не успели мы с Алиской удивиться, а Димон добавил:
– Точнее, не главный подозреваемый, а единственный. Круто, да? Полнейший абздольц!
– Шутишь?
– Я похож на шутника, Глебыч?
– Говори с самого начала.
– Три дня назад это произошло. Из квартиры Веры украли десять тысяч евро.
– Ого!
– Мать Веры, Екатерина Станиславовна хотела накатать на меня заяву в полицию. Родителям еле удалось с ней договориться. Отец машину продаёт. Деньги надо вернуть в кротчайшие сроки.
– Ты-то здесь при чём?
– Они меня обвиняют в краже.
– Они?
– Вера и Екатерина Станиславовна.
– На каком основании?
– На основании Вериных слов. Её избили, в квартире всё перевернули вверх дном. Я в ауте! Влип капитально, – Димон уронил голову на стол, тяжело задышал.
– Подожди, – я похлопал его по спине. – Из твоих слов ничего не понятно. С какой стати Вера обвиняет тебя, она с ума сошла?
– Скорее всего, с катушек съехал я. Я ничего не помню, Глебыч.
Алиса налила в чашку воды и поставила её перед Димоном.
– Выпей воды и расскажи, наконец, что у вас там произошло?
– Чёрт, не помню, Алис. События того вечера стёрты из памяти. Я ж очнулся на скамейке в сквере. Кругом темнота, людей нет, рядом лежит дворняга. Голова раскалывалась. Минут десять сообразить не мог, кто я и откуда. Когда вспомнил, пошёл домой. Ну, как пошёл. Шаг делаю и падаю: всё кружится, вертится. Тошнило сильно. Дома паника, мать в крик, спрашивает, что и с кем я пил. Отец наезжать начал. А я никакой, убитый стою, смотрю на них, а перед глазами круги плывут. Потом упал. В себя пришёл утром в своей кровати, голова продолжала болеть, но уже не так остервенело.