Дворяне. Книга 3 - стр. 15
– Я тоже очень скучаю о своих родителях, – согласилась с ней Соня. – И моя любимая сестра Тонечка тоже недавно умерла. Царство ей небесное.
Сержпинским было неудобно быстро уходить, не досмотрев альбом до конца. Они терпеливо выслушали рассказ Любы, про её родственников, фотографии которых были в альбоме, и, досмотрев альбом, стали собираться домой.
– Как жаль, что вы уходите, – говорила Люба, – мне так хорошо было с вами. Соня, я искренне завидую, что у тебя такой тактичный, талантливый и заботливый муж Серёжа. Вы прекрасная пара.
По дороге домой Сержпинские говорили о Любе Романовой и её предках. Сергей спросил Соню:
– А у деда Евстигнея тоже было поместье?
– Да, нашему далёкому, общему с Любой, предку Верещагину, имя которого мне не известно, царица Екатерина вторая, за большие заслуги перед отечеством, и за меценатство, присвоила звание «почётный гражданин». Это звание приравнивается к дворянству. Дала Верещагину поместье с крестьянами. Размеры огромной территории поместья начинались: от деревень Грабежево и Конищево, до сёл Вахтино и Торопово. На этой территории, ранее принадлежащей казне, жили более тысячи крестьян. От родителей я слышала, что потом эта территория дробилась между наследниками, и у нашего деда Александра Иосифовича осталась небольшая часть земли от деревни Гарь, до деревни Волково. Потом эту землю унаследовал мой отец. Своё поместье дед Евстигней продал сразу после отмены крепостного права. Его поместье находилось недалеко от Данилова, вокруг деревни Сумароково. Сначала это поместье купил помещик Сумароков (отсюда и название деревни), а затем помещик Тихменев. Другие наследники, видимо, тоже продали свои доли, потому что у соседей помещиков были другие фамилии. Верещагиных во всей округе, кроме нас, не осталось.
На концерт, до клуба, Сержпинские шли быстро, а обратно уже так не торопились. Они шли, не спеша, и наслаждались погодой, безветренной, с лёгким морозцем. На тротуарах чувствовался гололёд, и Соня держалась за мужа, чтобы не поскользнуться. Как всегда, в городе было в этот вечер темно, и только в центре светил электрический фонарь на столбе.
Соня спросила:
– А ты не помнишь, Серёжа, до Советской власти улицы в Данилове чем-то освещались? Например, в Питере на некоторых улицах, где не было электричества, были керосиновые фонари. А здесь мне раньше по вечерам ходить не приходилось.
– Конечно, и здесь были керосиновые фонари на каждом углу, но при большевиках их зачем-то убрали. Видимо надеялись, что у них электричества на всё хватит, но пока что, даже на все дома его не хватает. На окраинах Данилова в домах нет электричества, люди пользуются свечками, или керосиновыми лампами.
– Так и у нас часто свет гаснет, – сказала Соня, – мы тоже держим керосиновую лампу наготове. Кстати, ты мне сейчас поможешь? Подержишь лампу, пока я козу дою?
Сергей согласился помочь, хотя ему хотелось отдохнуть и уже клонило ко сну. Почти на ощупь супруги в темноте добрались до дома. На Преображенской улице, как всегда пыхтела паровая машина на электростанции. В домах, расположенных поблизости, её шум было слышно особенно чётко. Когда электростанция перестала работать, то город погрузился в полную темноту и тишину.
Сержпинские зашли в свой дом, и обнаружили, что дверь в квартиру была не заперта. В прихожей горел свет от свечи, а в комнатах было темно и оттуда доносилось детское сопение – значит, дети спали. Евпраксия сидела на кухне и дала знать вошедшим, чтобы соблюдали тишину. Соня, не раздеваясь, хотела взять небольшую кастрюльку, в которую она обычно доила козу, но свекровь остановила её: