Двоевластие. Роман о временах царя Михаила Федоровича - стр. 54
– Прямо в слободу, немчин! – отрывисто сказал Теряев, когда они въехали в московские ворота.
– Тут! – ответил Эхе, ударяя коленами лошадь.
Было уже утро, и Москва проснулась. Со скрипом тащились на базар телеги, нагруженные сеном, курами, рыбою, убоиной и всякой овощью; в рядах открывались лари; к убогой церкви торопился поп, стуча костылем по твердой земле, и во все стороны шли люди, торопясь купить, продать или поспеть в назначенное место.
Наши всадники пересекли весь город и со стороны Москва-реки въехали в Немецкую слободу.
– Узнаешь дом-то? – спросил князь.
Эхе только усмехнулся. Ему ли не узнать! С закрытыми глазами он не прошел бы мимо него.
– Тппру!..
Но что это?.. Ставни закрыты, из трубы не вьется приветливо дым, в то время как все вокруг живут уже дневной жизнью!..
Эхе быстро спрыгнул с коня и стал стучать в калитку. Молчание. Он стал бить по очереди в закрытые ставни. То же молчание.
– Ну, что ж это? На смех? – закричал князь.
Эхе растерянно, убитым взглядом посмотрел на него.
В это время их успела окружить толпа, привлеченная стуком и криками.
– Эй вы, басурмане! – крикнул толпе князь. – Это ли – дом немчина-брадобрея?
– Так точно, боярин, – ответил один из немцев, толстый булочник, снимая пред князем колпак.
– Где же он, собака?
– В приказе! – закричали со всех сторон. – Приходил народ, били его и вон! Бедный Штрассе!
Эхе, молчавший все время и словно обезумевший, вдруг встрепенулся и обратился к толпе на немецком языке. Все бросили князя, окружили Эхе и, заговорив сразу, подняли оглушительный крик.
Аргамак Теряева пугливо шарахнулся в сторону, но князь резко осадил его – он сгорал от нетерпения и досады. Теперь, когда он уже собирался обнять сына, опять что-то стало на его пути.
– Ну, что там? – закричал князь Эхе, когда толпа на мгновение смолкла.
– Его взяли в разбойный приказ на пытку, на смерть!
– А сын? – не думая о бедном цирюльнике, спросил князь.
– А его спасла Каролина. Они убежали и спрятались…
– Где?..
– Надо сперва достать господина Штрассе. Они в тайнике.
Князь махнул в воздухе плетью.
– Разве не знают тайника эти люди? Скажи, я все для него сделаю, я выручу его. Покажи мне сына!
Эхе торопливо заговорил с немцами.
– Я, я! – послышалось со всех сторон, и несколько человек, отделившись от толпы, приветливо закивали князю.
– Они покажут нам, – сказал Эхе, – только надо спасти господина Штрассе. Они говорят, клянись!
– Я, я! – закричали немцы.
Князь быстро снял шелом.
– Клянусь, хотя не знаю и вины его, спасти этого брадобрея, если не поздно!
– Я поведу, – сказал булочник, – еще не поздно. Я видел его.
– Идем! – сказал Эхе.
Булочник пошел вперед, рядом с капитаном, который вел в поводу своего коня, князь с Антоном ехали сзади.
Булочник провел их в переулок, ввел в свой дом, перешел чистый дворик и остановился подле бани.
IX
Случай с немцем и княжье слово
Только в то время, полное суеверия и невежества, мог произойти подобный случай, и был бы похож он на анекдот, если бы Олеарий не засвидетельствовал его в своих записках.
После разграбления рапаты Федьки Беспалого ошалевшие пьяницы гуляли еще с добрую неделю, все увеличивая тот угар, который закружил им беспутные головы.
Выгнанный приказный, Онуфрий Буковинов, облыжно именовавший себя дьяком, пристал к двум посадским и с ними крутился по Москве, напиваясь, сквернословя, играя в зернь и распевая срамные песни, за что посадские усердно поили его. На шестой день, бродя из одной тайной корчмы в другую, шли они, сцепясь руками, вдоль Москва-реки, и дьяк сказал им коснеющим языком: