Двое против всех - стр. 18

Сначала я приняла его необычное поведение за игру и случайный порыв под впечатлением от утреннего ритуала. Все эти магические атрибуты пробуждали в Илье первобытную искренность. Но теперь он будто выпустил наружу скрытую суть, о которой не догадывался даже сам.

Он цепко держал меня за запястья и зашипел, когда я попыталась вырваться. Мне оставалось лишь повиноваться и с широко раскрытыми от удивления глазами принимать его новую ипостась. Бороться и доказывать, что со мной так нельзя, я почему-то не могла. И если быть честной, то и не хотела. Было в этом новом Илье что-то безумно притягательное. Но стоило мне закрыть глаза, как в голове всплывали длинные белые волосы, мускулистый торс под кожаной курткой и гипнотически-синие глаза. И тогда я прикусывала губы, чтобы не выкрикнуть чужое имя, и извивалась, принимая ласки Ильи.

Фролов отвалился на спину, смахнул с потного лица прилипшую темную прядь и почти сразу заснул. Я уселась на краю кровать и никак не могла спрятать глупую блуждающую полуулыбку. Хотелось разбудить его и спросить, откуда такие перемены. Влияние Кристины, ревность к Станиславу, или кто-то подсунул ему парочку обучающих фильмов, от которых Илья наверняка краснел и плевался.

Я тихо хихикнула. Соскользнула на гладкий скрипучий пол и на цыпочках прошла в ванную. Собрала мелкие косички в одну толстенную и прямо на голое тело натянула длинную, до колен, малиновую толстовку. Сон не шел, а в голове все свалялось в странный клубок из новых чувств, только что пережитого опыта, от которого все еще подрагивали руки, и странной тревоги, предчувствия чего-то необратимого. Казалось, что процесс уже запущен. Кто-то громко закричал на вершине горы моей жизни, и лавина начала набирать ход. Чтобы сломать, сравнять с землей, превратить в руины.

Освежиться и попытаться хоть немного распутать неразбериху можно было только в одном месте – на крыше. Илья так и не отдал мне ключ от чердака, и мне пришлось втихаря стянуть его из связки, неряшливо брошенной на тумбочку. Надо же, Илья что-то не положил на свое место. Чудеса.

Под мирное сопение моего парня я выскользнула из квартиры. Почему-то ребяческое посвистывание, которым Илья всегда сопровождал сон, если не уходил в него осознанно, сейчас жутко раздражало. Взрослый парень, а сопит, как ребенок. Интересно, а Станислав храпит? Я прогнала дурацкую мысль, неизвестно откуда ворвавшуюся в мой мозг, и взлетела по лестнице до самого верха, стыдясь саму себя. Узкая дверь легко поддалась и распахнулась беззвучно, словно приглашая.

Темный чердак, сплошь заваленный досками, обломками кирпича и паклей, пах по-особенному. Так пахли крыши только в нашем городе. Смесью соли, пропитавшей древесину, и гниения перекрытий, давно отживших свое, но все еще поддерживавших дома.

Я выбралась наружу. В лицо дыхнуло холодным вечерним воздухом с примесью табака и серой безысходной осени, готовой вот-вот прийти на смену затянувшимся погожим денькам. Если дождь зарядит, то это на недели. Тучи любили обволакивать острова густым туманом и лизать щеки мокрым языком, стоит тебе только высунуться на улицу рано утром. Может быть, поэтому я и ненавидела жаворонков, предводителем которых был Илья.

Я забралась на столбик любимого дымохода и, устроившись поудобнее, вперилась вдаль. Город горел огнями подсветки и гремел игрой уличных музыкантов, распевающихся прямо под нашими окнами. Но почему-то здесь, на крыше, я слышала их гораздо отчетливее, чем в квартире на втором этаже, выходящей окнами прямо на бульвар. Я абстрагировалась от мира, воздвигла стену, чтобы ни одно чувство не смогло прибиться ко мне и вывести из равновесия, закрыла глаза и глубоко вдохнула. Собственная глухая тоска отозвалась ломотой в мышцах. Я не сопротивлялась. Пусть. Новые чувства казались пока удивительным даром, которого прежде я была лишена. И природу этих чувств я разгадать не могла.