Размер шрифта
-
+

Двое на острове - стр. 12

 Я подняла брови и не смогла скрыть насмешки.

- А ты такой прямой.

- Я просто врать не люблю. И чего мне, кривым что ли быть? - снова ослепительная улыбка.

 Я прыснула от смеха.

- Ты тоже ничего, - вскоре кокетливый флирт оборачивается бесконечными разговорами. Сначала обо всякой ерунде. Потом на серьезные темы. И вот мы уже словно знаем друг друга вечность, за какие-то пару часов.

 Чуть позже пошел дождь. Холодный, весенний, пробирающий до самых костей. Наши куртки промокли, мы были как две мокрые мыши, ей-богу. Но такой веселой и счастливой я себя давно не ощущала. Словно глотка воздуха вдохнула. Мы прячемся под каким-то грязным навесом древней постройки. Пережидаем дождь.

- У тебя мороженное вот здесь, - хриплый голос одноклассника выбивает почву из-под ног.

 Смотрю на его во все глаза. С ресниц уже тоже капает. Эх, точно простыну. Я же неженка ужасная.

- Где? – тихо шепчу, не отрывая взора.

 Никита протягивает руку и пальцем вытирает остатки мороженного с уголков губ. Хочу отстраниться, но стою застывшим изваянием. В груди нежные пионы распускаются, радуга ввысь рвется. Странные чувства, как будто больно в груди и сладко одновременно.

- И еще вот здесь. – Парень наклоняется и целует меня в то же самое место, которое только что трогали его пальцы. Его губы пахнут мороженным. Шоколадным. Его любимым. За пару часов я узнала о нем больше, чем знаю о любом из своих одноклассников.

 В голове дурацкая мысль: какое любимое мороженное у Птахи? А у Кошкиной? А у Таси?

 Не знаю.

 А учусь я с ними с первого класса.

 Поцелуй уносит на запретные вершины, но Никита целомудренно отстраняется. И я ему за это благодарна. Мне нравится какой он. Относится ко мне с уважением, серьезно. Никаких намеков на что-то большее вот так сразу, или наоборот полудетских тонов, типа «Серебрякова, дай рюкзак понесу», как от Виноградова.

 Поцелуй для меня далеко не первый, но так здорово я еще ни с кем не целовалась. Да и целовалась я всего с двумя. В первый раз с сыном папиных друзей, когда мне было еще тринадцать. На одном из скучнейших приемов мы спрятались под скатертью круглого стола и учились целоваться. А второй раз со студентом-музыкантом, которого приставили ко мне учить играть на пианино. Вот он и учил. Изменил, так сказать, слегка программу.

 Но во всех случаях я сама первая начинала. Ко мне никто никогда не подходил. Лишь вздыхали поодаль. Все боятся моего скверного характера. Унижу, пошлю куда подальше, рассмеюсь в лицо. А Никита меня еще толком не знает, или просто не боится. И поэтому я ответила ему.

 Когда Крестовский проводил меня до дома, мы еще постояли немного прямо под решетчатыми воротами, целовались на камеру. Я знала, что папа будет непременно зол, и именно поэтому мне хотелось этого еще сильнее.

- Беги, Ариш, - шепнул парень мне в ухо, отчего по телу в рассыпную бросились мурашки. В животе пузырьки газировки лопаются. Хотя я ее не пила. Опьяненная проведенным вместе временем, я кое-как отцепилась от одноклассника.

- Пока.

 Тася Калинина и Маша Кошкина смотрели на меня с неудовольствием, когда на следующий день Никита подошел к моей парте и заговорил со мной о всякой ерунде.

- Ну  и стерва ты, Серебрякова, - гневно прошипела мне Калинина в спину.

 На урок алгебры, на глазах изумленного класса, мы шли с ним, держась за руки.

Страница 12