Размер шрифта
-
+

Двое на башне - стр. 24

Солнце сверкнуло на линзе удивительной величины, отполированной до такой гладкости, что глаз едва мог уловить в ней отражения. Это был кристалл, в глубинах которого можно было увидеть больше чудес, чем было показано кристаллами всех Калиостро24.

Суитэн, разгоряченный радостью, отнес это сокровище в мастерскую телескопов у себя дома; затем он отправился в Большой Дом.

Добравшись до его пределов, он постеснялся позвонить, так и не получив на это никакого намека или разрешения; в то время как таинственная манера леди Константин оставить посылку, казалось, требовала такой же таинственности и в его подходах к ней. Весь день он неуверенно слонялся без дела в надежде перехватить ее, когда она вернется с прогулки; время от времени прохаживался с безразличным видом по полянам, на которые выходили окна, чтобы она, если бы была дома, могла знать, что он рядом. Но днем она так и не показалась. Все еще впечатленный ее игривой скрытностью, он продолжил ту же тактику после наступления темноты, вернувшись и пройдя через садовую калитку на лужайку перед домом, где сел на парапет, обрамлявший террасу.

Теперь она часто выходила сюда, чтобы меланхолично прогуляться после ужина, и сегодняшний вечер был как раз таким случаем. Суитэн прошел вперед и встретил ее почти на том самом месте, где уронил объектив несколькими ночами ранее.

– Я пришел повидаться с вами, леди Константин. Как линза оказалась на моем столе?

Она легонько рассмеялась, как девочка; то, что он пришел к ней таким образом, явно пока что не было оскорблением.

– Пожалуй, ее сбросила с облаков птица, – промолвила она.

– Но почему вы так добры ко мне? – воскликнул он.

– Один добрый поступок заслуживает другого, – отвечала она.

– Дорогая леди Константин! Какие бы открытия ни произошли благодаря этому, они будут приписаны вам в той же мере, что и мне. Что я делал бы без вашего дара?

– Вы, возможно, все равно достигли бы своей цели и тем благороднее были бы в своей борьбе с несчастьем. Я надеюсь, что теперь вы сможете продолжить работу над вашим большим телескопом, как будто ничего не случилось.

– О да, я сделаю это, конечно. Боюсь, я выказал слишком много невыдержанных чувств, когда произошел несчастный случай. Это было не очень благородно с моей стороны.

– В вашем возрасте в таких чувствах нет ничего противоестественного. Когда вы станете старше, вы будете улыбаться таким настроениям и неудачам, которые их породили.

– Ах, я вижу, вы считаете меня до крайности слабым, – сказал он с легким оттенком досады. – Но вы никогда не поймете, что инцидент, который занял всего лишь один градус в круге ваших мыслей, охватил целиком всю окружность моих. Ни один человек не может точно видеть, что и где находится на горизонте другого.

Вскоре они расстались, и она вернулась в дом, где некоторое время сидела, размышляя, пока, казалось, не испугалась, что ранила его чувства. Она проснулась ночью и все думала и думала об одном и том же, пока не довела себя до лихорадочного беспокойства по этому поводу. Когда наступило утро, она посмотрела на башню и, сев, порывисто написала следующую записку:


«ДОРОГОЙ МИСТЕР СЕНТ-КЛИВ, я не могу позволить, чтобы у Вас оставалось впечатление, что я презираю Ваши научные усилия, говоря так, как я говорила прошлым вечером. Думаю, Вы были слишком чувствительны к моему замечанию. Но, возможно, Вас взволновали дневные труды, и я боюсь, что такое позднее ночное наблюдение, должно быть, очень утомило Вас. Если я могу помочь Вам еще чем-то, пожалуйста, дайте мне знать. Я никогда не осознавала величия астрономии, пока Вы мне не показали его. Также дайте мне знать о новом телескопе. Приходите ко мне в любое время. После Вашей огромной доброты в том, что Вы были моим посланником, я никогда не смогу Вас достаточно отблагодарить. Жаль, что у Вас нет матери или сестры, я жалею о Вашем одиночестве! Мне тоже одиноко.

Страница 24