Две жены Тамира - стр. 34

Единственное, заметила, не обмолвился о своей семье. Для меня эта часть его жизни, осталась загадкой.

Наш автомобиль заезжает через главные ворота. На посту встречает охрана. Бросаю взгляд на дом. В окнах нижнего этажа горит свет, а значит, жильцы бодрствуют.

Дружно высаживаемся из автомобиля. Пока я забираю свою сумку с заднего сиденья, Тамир уже достигает до главного входа.

На пороге встречает Марьям-апа, громко приветствуя. И только дохожу до двери, до меня доносится голос сестры:

— Тамир, ты приехал! – восклицает Дания.

Услышав ее, настроение на бешеной скорости катится вниз. Я совершенно забыла о ней, полностью уйдя в события сегодняшнего дня и вечера.

Не видя всей картины происходящего, я отлично догадываюсь – сестра полезла к нему с объятиями.

— Здравствуй, Дания, – сдержанно отвечает Тамир.

— А Алсу до сих пор нет дома. Ты представляешь? Звонила ей, а она не берёт трубку. Вот куда моя сестричка подевалась? Уже ведь так поздно.

Мотаю головой на слова родственницы и прохожу внутрь, показываясь Дание.

— Алсу?! — удивляется она, при виде меня. Растерянный взгляд сестры фокусируется сначала на мне, потом на Тамире. Дания меняется в лице, уже нет той блаженной улыбки от встречи с любимым мужем.

Представляю, что нафантазировала в своей голове, после увиденного. Хотя мой поход в ресторан с ее любимым мужем, явно не понравится.

21. Глава 21

Алсу

— Ашыйсызмы? (Будете есть?) — Марьям-апа суетится вокруг нас с Тамиром.

Обстановка моментально становится напряженной. Я чувствую себя преступницей, которая украла чужое. Меня обуревает стыд перед сестрой. На Дании лица нет, бледная, словно увидела приведение. По сути, ничего катастрофичного не произошло — обычный ужин, в котором не было никакого подтекста, и теперь является для меня чем-то порочным и незаконным.

По сравнению со мной Тамир выглядит беспечным, его лицо не выражает ни единой эмоции: ни угрызения совести, ни раскаяния. Одна Марьям-апа пытается сгладить острые углы, закидывая нас вопросами.

— Нет, не голоден. А ты, Алсу? — откликнувшись Марьям, Тамир переключается на меня. Приподняв одну бровь, ожидает ответа. Угольно-черные глаза смотрят немигающим и пронзающим взглядом, вызывая во мне вспышку смущения.

— Н-нет, — запинаясь, отвечаю. — Рәхмәт, Мәрьям-апа, мин ач түгел (Спасибо, Марьям-апа, я не голодна), — спохватываюсь и спешу отозваться гувернантке.

Мой взгляд на автомате ищет знакомую фигуру сестры. Дания с печальным видом стоит в сторонке, и уже не так оптимистично, как это было минуту назад. В голову ничего не лезет: как именно спасти ситуацию, чтобы успокоить сестру.

—Тамир, вы приехали? — в фойе появляется свекровь. Она, как и всегда в строгом платье и с уложенными волосами.

— Приехали. Как понял: потеряли нас? — интересуется у матери.

— Да, вы оба не брали трубки. Мы уже стали беспокоиться.

Она с любопытством окидывает взором по очереди — сначала сына, потом меня, остановившись на мне подольше. Ее цепкий взгляд рассматривает каждую деталь моей одежды, и из-за этого еще пуще краснею.

“Неужели думает, что мы...”

— Добрый вечер, Зульфия-апа, — тороплюсь отвлечь свекровь.

Она морщится от произнесенного имени.

Называть мамой язык так и не поворачивается. Зульфия-апа не раз намекала обращаться к ней по-иному. Но не могу пересилить саму себя, чтобы переступить эту грань. Не знаю, почему так принципиально. В моей жизни всегда была одна мама, в двадцать лет тяжело вымолвить такое важное и личностное слово почти что постороннему человеку. Нурия-апа как-то сказала мне: “Если ты с первого дня не произнесёшь, потом будет сложнее”. Тётя права, дальше уже сложнее. Это Дание легко далось — в первый же день назвала свекровь мамой.