Две половинки темной души - стр. 8
У нее не было оснований ему не верить. Работая с людьми, Костя научился в них разбираться. А наговаривать на человека не стал бы. К тому же его вывод был логичен. Хотя, на ее взгляд, Илюша на уголовника не походил. Или она просто не объективна?
Она крутила в голове эти мысли, пока накрывала на стол. А когда услышала голос брата из прихожей, чуть не выкрикнула: «Ты сидел?» Но сдержалась. Спросит потом.
Илья притащил дикое количество еды. Всевозможные нарезки, баночки с икрой и паштетами, сладости, фрукты. Рыба с рисом потерялась на столе. А вот огурцы и помидоры нет. Илья закусывал именно ими и беспрестанно нахваливал.
– До чего вкусные у тебя соленья! – говорил он, хрустя огурчиком. – Сто лет таких не ел!
– Так женись. Супруга будет тебе вкусняшки готовить. Тем более у вас места урожайные. А у тебя свой дом. Это я все на рынке покупаю, а если со своей грядки…
Он только улыбался. А Таня ждала от него откровений. Она и выпивала с ним лишь за тем, чтобы Илья расслабился и раскрылся. Но брат, точно Штирлиц, больше слушал. В итоге Таня не выдержала и выпалила:
– Расскажи о себе правду!
– Да я вроде…
– Илья! Ты меня кормил байками много лет. Давай уже начистоту!
К тому времени они остались одни. Костя ушел спать. И Валя, периодически выскакивающий из комнаты, угомонился.
– У меня все хорошо, правда, – сказал Илья. – Но так было не всегда.
– Ты сидел?
– Это заметно?
– Не так чтобы очень…
– Я не хотел, чтобы ты знала. Сестренка, мне так стыдно… – И он склонил голову на сложенные на столе руки. Если бы они много выпили, Таня решила бы, что это спиртное так действует, но в бутылке еще оставалось виски. То есть приняли они граммов по сто двадцать. Ерунда даже для нее, хрупкой девушки, а Илья – мужчина крупный. – Я оттарабанил семь лет. Вышел два месяца назад.
– За что тебя… упекли?
– За… – И он замолчал.
– За?..
– Тань, ты только верь мне, ладно? – И лицо его стало такое… жалкое.
– Ладно…
– Я никому зла не причинил. Клянусь тебе.
– Я верю, верю…
– Меня обвинили в убийстве. За это и посадили.
– Но ты… ты не убивал?
– Да говорю же – нет! Повесили на меня чужое преступление.
– Кошмар…
– Да. Это был кошмар.
– Но ты же мне звонил… Как?
– Сейчас у каждого заключенного есть телефон.
– Ты должен был мне сказать…
– Зачем? Чтобы ты беспокоилась за меня и еще передачки посылала? Ты ведь это сделала бы, я тебя знаю.
– И как же ты? Совсем без поддержки?
– Почему совсем? Нет. Был у меня добрый друг. Точнее, подруга. Марина. Тетя Марина, как я ее звал, – она гораздо меня старше. Она очень меня поддерживала. Без нее не знаю, что было бы. Вздернулся бы, наверное.
– Подруга, то есть твоя девушка? Вернее, женщина… коль старше.
– Нет, – помрачнел он. – Девушка меня бросила сразу, как узнала, что меня в убийстве обвиняют. Сколько ни доказывал ей, что не виновен, она не поверила.
– А подруга, значит, поверила?
– Ни на секунду во мне не усомнилась. И все семь лет письма писала, передачки присылала, даже свиданку выбить умудрилась. Приезжала ко мне… с пирожками и ватрушками.
– Ты полюбил пирожки и ватрушки? – Таня припомнила, что в детстве и юности брат не очень жаловал выпечку. Зато обожал помидоры. И ел их своеобразно. Сначала сок высасывал, потом ел мякоть. Да не с солью, а с сахаром.
– Полюбил, – кивнул Илья. – Но дело не в этом. Просто познакомились мы с Мариной благодаря пирожкам. Она в кафешке работала, где продавались вкуснейшие беляши, ватрушки, сосиски в тесте. Для меня они – как привет из прошлого. Того, благополучного… дотюремного.