Двадцать жемчужин Марии Стюарт - стр. 3
– А какая она, как зовут?
– Вот этого я не знаю, но она славянка, светло-русая, с темными глазами.
– О, тогда знаю. Сильвио вчера принес милое украшение. Дедушка мне, правда, не разрешает у него что-либо брать, но это – от бабушки Сильвио. Она у него была знатного рода, так что вещь настоящая, с историей. Смотрите милые бусы.
И она достала из бархатного мешочка жемчужное ожерелье. Оно было немного странным. Двадцать похожих на виноград «Изабелла» черных жемчужин были прикреплены как подвески на массивную цепочку цвета старой бронзы с толстыми звеньями с гравировкой. Аляповатая вещь. Яков взял украшение в руку. Оно было достаточно тяжелым. Наверное, латунь, подумал он о металле. Ну да, не золото же. А вот бусины. Но, скорее, все же это искусственный жемчуг. Какая-нибудь довоенная винтажная бижутерия. Но так мило, и, вполне не плохо. Если не дорого, надо взять. Что там они в Союзе видят, а тут вещь с историей. Он повертел украшение в руках. В нем было что-то странное и притягательное, как во всех старинных вещах. А он их любил и знал толк. Может, лучше жене подарить, а славянка эта обойдется. Нет. Она подумает, что я заглаживаю вину за что-то. И потом, для нее это слишком дешево. Я присмотрю ей что-нибудь другое. И потом, пусть эти «русские» знают, какой он. Вот может сделать подарок незнакомке и все!
– А сколько стоит?
Катарина назвала стоимость.
– Катарина, побойся Бога, какие три сотни долларов! Нет, максимум двести.
Катарина вздохнула.
– Ну хорошо, только для Вас, и не говорите дедушке, он не любит Сильвио.
Они еще поболтали мило, и Яков вышел из лавки, положив бархатный мешочек в карман. Вполне довольный собой, он постоял еще на набережной, полюбовался закатом над лагуной. Краем глаза увидел, как Катарина закрывает свою лавку. Потом к ней подошел высокий плечистый мужчина. Да это, наверное, и есть ее Сильвио. Яков сильно засомневался, что в роду у него были графини. Он был просто живым воплощением итальянского мафиози. Наверное, не зря достопочтенный сеньор Антонио подозревал его в нечистых делишках и не советовал Катарине брать у него что-либо на продажу. Будем надеяться, что эти поддельные жемчуга – действительно чистые, а не краденые. Наверняка, умыкнул у какой-нибудь француженки. Слишком смахивает это все на винтажную бижутерию. А, впрочем, все равно. В Союзе они канут навсегда, девица будет носить и радоваться, и никому в голову не придет, что они могут быть крадеными. А, и что они понимают в винтажной бижутерии? Или уже понимают? Ничего кроме чехословацких брошей не видя?
Он еще раз взглянул на лагуну и пошел вновь во «Флориан», где у него была назначена встреча с этими русскими. Поболтает и все – никакого кофе, только бокал вина с сухим бисквитом, а потом закажет ужин в номер. А завтра домой. Домой. Когда-то его домом были полторы комнаты в роскошном доме на Литейном, откуда его выгнали. Первые годы он так тосковал, хотя все так удачно складывалось: признание, карьера, нобелевка, наконец. Так хотелось вернуться в свою коммуналку к родителям, чтобы «назло соседям», к той с изумрудами вместо глаз – вот таким успешным, богатым, в дорогой одежде и вкусно пахнущим французским парфюмом. Однажды, будучи проездом в Хельсинки, на вокзале он услышал в объявлении на финском языке два слова «Лев Толстой». Это объявили посадку на поезд в Союз. Шальная мысль промелькнула в голове: вскочить бы в последний момент на подножку поезда. Три часа, и ты у границы, спрыгнув на глухом переезде, можно и пешком до Выборга добраться. Рассказы про то, как люди, пойдя за грибами, оказывались где-то на финских хуторах, не на пустом же месте возникли. А там и до дома недалеко. Но нельзя, нельзя. Теперь вот вроде все можно. Но он не поедет. Нет уже родителей, а вместо той, что с изумрудными глазами, с ним теперь совсем юная Мария. Да Мария, как та шотландская королева. Завтра он возвращается к ней, и нет ему дела больше ни до кого. Он устал и хочется просто поесть в одиночестве, плюхнуться в ванну с лавандой, как это глупое круглое солнце упало сейчас в лагуну, и он хочет просто уснуть и забыть все свои ночные неудачи. Все, нужно заканчивать этот день.