Двадцать пять лет на Кавказе (1842–1867) - стр. 71

За обедом у князя в тот день был и помощник начальника главного штаба генерал-майор Н. И. Вольф, который, подойдя ко мне, весьма дружески меня приветствовал, расспрашивал о поездке В Закаталы, о причинах моих несогласий с новым окружным начальником, наконец просил после обеда зайти к нему и привести двух горцев, о похождениях которых князь ему рассказывал, и поручил ему же еще раз их подробно расспросить и записать все, особенно до Веденя касающееся. Исполняя это приказание, я около восьми часов явился к генералу Вольфу с пшавцем и кистином; они были более подробно расспрошены, самое существенное из их показаний было генералом записано, причем он заметил, что сведения о Ведене не могут иметь важного значения, потому что они издали на него посмотрели и ушли. Затем он обещал похлопотать, чтобы их наградили, и отпустил, а я остался у него чай пить и просидел весь вечер, рассказывая мои различные наблюдения над горцами, очерки местностей и прочее. Генерал Вольф, бывший профессор военной академии, ученообразованный офицер Генерального штаба, совершенно кабинетный человек, как говорили, не пользовался особым уважением главнокомандующего, главнейше будто бы потому, что в Даргинскую экспедицию оказался недостаточно боевым и равнодушным к опасности. Генерал был человек весьма образованный и умный. Он, впрочем, еще долго оставался в Тифлисе и только в 1852 году, кажется, уехал в Петербург, где был назначен членом военного совета. Ко мне он был, видимо, расположен, очень любезно меня всегда принимал и неоднократно повторял, что очень жалеет, что не может ничего для меня сделать, ибо сам никакой видной роли не играет.

На другой день вечером Потоцкий сообщил мне, что князю докладывали письменное показание горцев и ходатайство генерала Вольфа об их награждении, и он приказал мне явиться с ними к В. П. Александровскому для выбора им из экстраординарных вещей сукна на кафтаны. Дикари на другой день были мной приведены в казначейство наместника, где без всякого колебания остановили свой выбор на красном сукне и, счастливые подарками, пребыванием в городе чудес, зрелищем вольтижеров, которое им тоже было показано, уехали домой, где их рассказам будут и удивляться, и завидовать, и, пожалуй, не верить.

Я остался в городе, в ближайший понедельник был на вечере у князя и тут же узнал от Потоцкого под секретом, что обо мне было нечто вроде особого совещания с начальником гражданского управления князем Бебутовым и начальником главного штаба, на котором князь высказал, во-первых, что, не ограничиваясь отзывом генерала Шварца, нужно на месте проверить основательность моих предположений, для чего он желает командировать Генерального штаба полковника В.; во-вторых, что ему особенно желательно мое дальнейшее служение в округе, но вместе с тем он находит всякое нарушение дисциплинарных отношений подчиненного к начальнику делом опасным и недопускаемым, поэтому полагает поручить В. устроить и соглашение между мной и Леваном Челокаевым; если же и это не удастся, то я как младший должен быть устранен. И начальник главного штаба, и начальник гражданского управления совершенно согласились с мнением князя. Эти столь важные для меня сведения произвели, сколько мне теперь помнится, какое-то тревожное на меня впечатление. Полковника В. я видел только один раз в 1846 году, во время проезда князя Воронцова через Тионеты, и заметил, что он оказывал большое внимание бутылкам, но что он за человек и чего можно мне ожидать от его участия, я себе представить не мог.