Двадцать пять лет на Кавказе (1842–1867) - стр. 45

Вслед за тем я получил официальное приказание приступить к разработке дороги в Кахетию на таких же основаниях, как производилась работа на тифлисской дороге; о числе денег, нужных по нашему соображению на это дело, требовали моего донесения.

Я не медлил, тотчас собрал рабочих, и опять началась рубка леса. В этот раз предстояло меньше труда: во-первых, протяжение дороги всего 25 верст, во-вторых, не было ни скал, ни болот и вообще меньше всяких препятствий. Денег я попросил 300 рублей, которые мне, само собой, тотчас и выслали. К весне дорога эта была уже совершенно готова; осматривать ее приезжал офицер путей сообщения, отнесшийся к делу уже не совсем так, как Дмитрий Иванович Свечин: с его специальной точки зрения, конечно, все не так было сделано; он измерял ширину дороги, рассчитывал градусы уклонов и прочее, все по карманным книжечкам; он забывал только при этом, что дорога проведена не специалистом, а, так сказать, для домашнего обихода, с затратой всего 300 рублей казенных денег и тем не менее вполне удовлетворяла цели: по ней стали свободно ездить на арбах, можно было проехать и в любом экипаже, а до того сообщение было возможно только верхом. Какое донесение представил этот путейский капитан (кажется, фамилия его была Шишко), я не узнал, однако получил благодарность наместника, выраженную в официальной бумаге.

Вскоре затем вместо ожидавшейся Анны третьей степени получилось уведомление о производстве меня «за особенно отлично-полезную службу» в следующий чин, то есть губернского секретаря. Это меня опять огорчило: юноше двадцати трех лет прицепить Анну третьей степени – это что-нибудь в те времена значило, этим можно было пошиковать, а чин губернского секретаря – что в нем? Он как будто еще более удалял меня от малейшей надежды попасть когда-нибудь в военные офицеры…

Поздней осенью того же 1847 года я получил сведение, что Шамиль, или просто один из его наибов, управлявших соседними с округом верхнеаргунскими обществами, прислал к хевсурам трех аулов – Ардоты, Муцо и Хахабо, лежащих в небольшом, отделенном высокими горами от прочей Хевсурии ущелье, параллельно Аргуну, своих людей, требуя их покорности Шамилю и в знак ее уплаты дани, угрожая в противном случае разорением. Чтобы не допустить такого неблагоприятного для нас расширения неприятельского влияния, я отправил одного служившего при окружном управлении для посылок имеретина с двумя пшавцами в означенные хевсурские деревни объявить жителям, чтобы не подчинялись требованиям Шамиля, что я вслед за тем соберу милицию и явлюсь к ним для их защиты. Сделав все соответствующие распоряжения, я донес об этом военному начальству в Закаталы и тифлисскому губернатору, а через несколько дней с 300 человеками пеших тионетских грузин и пшавцев отправился в поход.

Громадные снега покрывали горы, дороги по обледенелым тропинкам были едва проходимы даже для привычных туземцев. Мы кое-как добрались до пшавского селения Натура, большей частью пешком, ведя лошадей в поводу, рискуя ежеминутно сломать себе шею. Отдохнув здесь сутки и дождавшись сбора всех людей, я, невзирая на убеждение местных старожилов, что переход через Главный хребет в Ардотское ущелье в эту пору года почти невозможен и сопряжен с величайшими опасностями, решился двигаться далее. Напротив, вся картина представлявшихся трудов и опасностей только подстрекала меня, я становился лицом к лицу с сильными ощущениями, так увлекавшими меня в те годы…