Двадцать лет спустя - стр. 50
– Войну за короля.
– Но король встанет во главе той армии, где будет Мазарини.
– А сердце его останется в армии, которой будет командовать господин де Бофор.
– Господин де Бофор! Он в Венсенском замке.
– Разве я сказал – Бофор? Ну, не Бофор, так кто-нибудь другой; не Бофор, так принц Конде.
– Но принц уезжает в действующую армию, и он всецело предан кардиналу.
– Гм-гм! – ответил Арамис. – У них сейчас как раз какие-то нелады. Но даже если и не принц, то хотя бы господин де Гонди…
– Господин де Гонди не сегодня-завтра будет кардиналом; для него испрашивают кардинальскую шапку.
– Разве не бывало воинственных кардиналов? – сказал Арамис. – Поглядите на стены: вокруг вас четыре кардинала, которые во главе армии были не хуже господ Гебриана и Гассиона.
– Хорош будет горбатый полководец!
– Горб скроют латы. К тому же вспомните, Александр хромал, а Ганнибал был одноглазым.
– Вы думаете, эта партия доставит вам большие выгоды? – спросил д’Артаньян.
– Она мне доставит покровительство могущественных людей.
– И проскрипции правительства?
– Парламент и мятежи помогут их отменить.
– Все, что вы говорите, могло бы осуществиться, если б удалось разлучить короля с его матерью.
– Этого, может быть, добьются.
– Никогда! – вскричал д’Артаньян с убеждением. – Вы сами тому свидетель, Арамис, вы, знающий Анну Австрийскую так же хорошо, как я. Думаете вы, что она когда-нибудь способна забыть, что сын ее опора, ее защита, залог ее благополучия, ее счастья, ее жизни? Ей следовало бы перейти вместе с ним на сторону знати и бросить Мазарини, но вы знаете лучше, чем кто-либо другой, что у нее есть серьезные причины не покидать его.
– Может быть, вы правы, – задумчиво сказал Арамис. – Я, пожалуй, к ним не примкну…
– К ним! А ко мне? – сказал д’Артаньян.
– Ни к кому. Я священник; какое мне дело до политики? У меня даже требника никогда в руках не бывает. Довольно с меня моей клиентуры: продувных остроумцев аббатов и хорошеньких женщин. Чем больше путаницы в государственных делах, тем меньше шума из-за моих шалостей; все идет чудесно и без моего вмешательства. Решительно, дорогой друг, я ни во что не стану вмешиваться.
– И в самом деле, мой дорогой, – сказал д’Артаньян, – меня начинает заражать ваша философия. Право, не понимаю, какая муха вдруг меня укусила! У меня есть служба, которая меня кое-как кормит. После смерти Тревиля – бедняга стареет! – я могу стать капитаном. Это совсем неплохой маршальский жезл для гасконского дворянина, младшего в роду, и я чувствую, что вообще имею склонность к пище скромной, но ежедневной. Чем гоняться за приключениями, я лучше приму приглашение Портоса, поеду охотиться в его поместье. Вы знаете, у Портоса есть поместье.
– Как же! Конечно, знаю. Десять миль лесов, болот и лугов; он владыка гор и долин и тягается с нуайонским епископом за феодальные права.
«Отлично, – подумал д’Артаньян, – это-то мне и надо было знать. Портос в Пикардии».
– И он носит теперь свою прежнюю фамилию дю Валлон? – спросил он вслух.
– Да, и прибавил еще к ней фамилию де Брасье; так называется его земля, которая давала некогда права на баронский титул!
– Так что мы увидим Портоса бароном?
– Без сомнения. Особенно хороша будет баронесса Портос!
Оба приятеля расхохотались.
– Итак, – заговорил д’Артаньян, – вы не желаете стать сторонником Мазарини?