Два солнца в моей реке - стр. 6

Я так хорошо помню этот разговор…

– Ты не права. Ты не должна так поступать! Послушай… Ты все, что есть у меня…

– А дети?

– Дети вырастут и уйдут. Уже выросли.

– А жена?

– Вика? Вика это Вика… Это почти что я сам. Смешно… Почему мы не в Иране родились? Или Кувейте. У нас бы не было таких проблем. Две жены – это нормально.

– Я бы не согласилась.

– Согласилась бы! Я бы тебя любил так же, только нам не надо было прятаться и страдать.

Он всегда был прав, как-то так получалось. Я спорила с ним, но на самом деле мне совсем не хотелось спорить. Мне хотелось прижаться к нему головой, закрыть глаза и слушаться. Так продолжалось до тех пор, пока однажды я не проснулась утром и не поняла – так будет всегда. Я всегда буду страдать. Я всегда буду виновата. Я всегда буду ловить на себе вопросительные и насмешливые взгляды своих коллег, которые наверняка давно обо всем догадались, и снисходительные – моих соседей, которые тоже давно все поняли.

Я знаю, что в принципе всем всё равно, и каждый живет своей жизнью и думает о своих проблемах. Как, чем, с кем живу я – никого на самом деле не интересует. И тем не менее. Любовница декана, с которой он тайно встречается, не самое приятное место в коллективе. Поэтому я ушла. И поэтому тоже. Для себя я нашла такой выход, потому что именно это я посоветовала бы другой женщине. Не бороться за свое счастье, не разрушать в этой нечестной борьбе то, что создавала не я, не лезть в чужую жизнь, не заставлять его принимать никакие решения, а просто уйти. По-настоящему уйти, а не для того, чтобы заставить его бросить семью и прийти ко мне. Мне бы это счастья не принесло.

Если ему верить, то меня он ждал всю жизнь. Жил, учился, работал, защищал диссертацию и ждал. Встретил Вику, женился, родил одного ребенка, девочку, через четыре года второго – мальчика, обоих здоровых и хороших, умненьких детей, похожих на него и Вику, и продолжал ждать. Понимал, что у него все еще впереди. Что настоящие чувства – впереди. А это так – разминка. Правда ли это? Зачем ему было врать? Или он обманывал самого себя? Или врал, чтобы я не ушла, когда поняла, что он не будет ничего менять. Я не спрашивала и не хотела этого, я просто влюбилась так, что не могла дождаться утра, чтобы снова увидеть высокую быструю стройную фигуру, внезапно появляющуюся улыбку на обманчиво хмуром лице, улыбку почти детскую, искреннюю, зажигающую веселые огоньки в глазах, таких умных, таких добрых, таких родных… Фу-у-у…

Что такое со мной сегодня!.. Я обещала себе не вспоминать – в памяти иная жизнь, иная я, верившая в настоящую, единственную в моей жизни любовь. И в его тоже. Я не знала, женат он или нет. Как хотелось верить, что нет. Кольца он не носит, приехал из другого города, семью привез не сразу. На второй день его работы мы случайно – или не случайно, я уже теперь не знаю – оказались за соседними столиками в столовой. Банально до жути. И так же необыкновенно – до дрожи, до мурашек. Я помню каждое его слово, каждый взгляд.

Да, конечно, я была совсем не девочка, я уже успела побывать замужем два с половиной года, даже побыть мачехой. Мой бывший муж расстался с женой, точнее, она рассталась с ним и с ребенком, с четырехлетней девочкой. И он быстро, меньше чем через год нашел себе другую, для воспитания ребенка. Другой оказалась я. Ребенок меня не принял, за два года в наших отношениях мы продвинулась еле-еле, и к обоюдному счастью в семью вернулась слегка загулявшая на Западе жена и мать. Попробовала там быть и европейской женщиной, и свободной американкой, не понравилось, вернулась к родным щам, которые я варила неправильно, паленому коньяку, который я так и не научилась пить с ее брошенным мужем, длинному остекленному балкону с тридцатью семью горшками цветов, из-за которого во всей квартире было темно в любую погоду и, главное, к ребенку и рано полысевшему мужу, искавшему ее во мне и никак не находившему.