Два солнца в моей реке - стр. 24
Девочка подняла на меня глаза, шумно вздохнула и отвернулась. Наткнулась взглядом на фигурку шумерской богини Иштар, милую поделочку из темного металла, которую мне принес один посетитель, благополучно помирившийся с женой и считавший это результатом наших бесед.
Богиня имела тончайшую талию, круглые выпирающие груди, крутые бедрышки и длинные ровные ножки, а выше щиколоток – небольшие крылышки, и в каждой руке держала по маленькой извивающейся змейке.
Почему именно такую фигурку принес мне тот моложавый дедушка, имеющий внуков, детей, бывшую жену-ровесницу и еще молодую, с которой он и помирился, не знаю. Возможно, шумерская богиня похожа на его новую жену с плохим характером, которую он ревнует и любит, как в первый раз. Мне рассказал всё, что надо и что не надо.
Наверное, я что-то дельное посоветовала, хотя мне кажется, что я хотела, чтобы он побыстрее ушел, вместе со своей слегка припозднившейся первой любовью, юношескими обидами, детской злостью на игрушку, которая ломается и ломается – новая жена оказалась со вздорным характером, со сварливой мамой на два года младше зятя, с нелюбовью к готовке и неожиданной азартной страстью к покупке бессмысленных дорогостоящих вещей – меховой ушанки со стразами, фиолетовой шубки из убитых зверьков, специально для этого выращиваемых, розовой шубки, палевой шубки, а также колечек, кофточек, брючек, сумочек, часиков…
Мужчина спрашивал, как сделать так, чтобы жена пекла блины, лепила хинкали, варила холодец, тушила кролика и перестала выписывать себе одежду, от которой ломятся шкафы и трещит бюджет. Я посоветовала поменять новую жену на старую. Мужчина рассердился, но не ушел. Стал кипятиться, доказывать, что физиология это залог долголетия и крепкого здоровья тела, а счастье души, живущей в этом теле, непосредственно зависит от физиологии. Доказывал-доказывал, пил воду, глицин, нитроглицерин, снова доказывал и ушел. И больше ни разу не пришел.
Поэтому я очень удивилась, увидев его вчера с шумерской богиней в руках. Он молча поставил передо мной статуэтку, купленную в салоне на углу центральной улицы, – я давно видела эту фигурку в витрине и еще думала – выписал хозяин поделочку из провинции Гуанчжоу, где делают и подделывают теперь вообще всё, или кто-то сдал милую вещицу, завалявшуюся дома, чтобы купить таблеток и курицу на обед.
Я не успела спросить мужчину, как у него все уладилось, он послал мне воздушный поцелуй и ушел, пританцовывая, из чего я сделала вывод, что он как-то договорился с новой женой (похожей, вероятно, на гологрудую шумерскую богиню), чтобы она иногда вместо фиолетовых шубок покупала фарш, а вместо золотых колечек – баклажаны. Вывод, может, и неверный. Ведь я не знаю, отчего он танцевал. От счастья быть молодым мужем, от победы над бессмысленностью своей избранницы или оттого, что старая жена согласилась его иногда кормить и выслушивать. Почему-то я не думаю, что он вернулся к женщине, с которой прожил тридцать один год и однажды забыл, что когда-то ее любил.
Девочка уставилась на богиню, долго ее разглядывала, потом напустила полные глаза слез.
– Что? – Мать быстро повернулась к ней.
Как она заметила, что девочка собирается плакать? Почувствовала спиной? Родное, любимое, несчастливое дитя своё.