Два плюс два, или строптивая любовь майора Белова - стр. 23
В старом городе мне было комфортно так существовать. В Сочи я пока не нашел для себя идеального баланса в этом вопросе.
Рита:«Ты не один что ли? У тебя кто-то есть, Назар?» – прилетает новое сообщение.
Есть.
И этот кто-то в двенадцать ночи какого-то фига не в койке. Хотя этому кому-то завтра рано вставать в школу. И мне определенно следовало бы надрать ей уши за нарушение режима.
Тася высовывает свой нос на крыльцо, едва я успеваю затушить сигарету и спрятать бычок, разгоняя ладонью дым.
– Па, ты че тут сидишь? Холодно же.
– Воздухом дышу. А ты почему еще не спишь, детеныш?
– Не спалось, – пожимает дочь плечами. – Сериал смотрела.
– Опять со своими китайцами?
– Корейцами, па-а-ап, это разное! – закатывает глаза ребенок. Шуршит тапками и плюхается ко мне на колени. – Слушай, папус, я тут подумала и решила, что меня бесят зашкварные обои с жирафами в моей комнате. Они для лялек. Можно мы их переклеим?
– Но ты сама выбрала их.
– С тех пор я повзрослела и поумнела.
– Прошел месяц, Тась.
– А ты не слышал? Дети щас реактивные, пап! Растут не по дням, а по часам. Вот ты сейчас моргнул, а я, возможно, еще на сантиметр стала выше!
Я улыбаюсь. Таська обхватывает мои колючие щеки ладонями и чмокает в нос. В детстве она так делала постоянно. Если в этом мире и существует любовь, то она определенно должна выглядеть вот так.
– Хорошо, но последний раз. Мы не будем переклеивать обои каждый месяц, пожалей мою спину и наши стены.
– Заметано.
– Уже решила, что хочешь?
– Желтые. Яркие, как солнышко.
– Заметано, – копирую я дочь, прихватывая пальцами ее за нос. – Холодный. Ну-ка, марш в дом. Горячий чай с малиной, и в кровать.
– Иду, а я ужин приготовила. Хочешь?
– Что приготовила?
– Картошку пожарила, с луком. Как ты любишь. Правда, она совсем чуть-чуть подгорела, но это же не проблема, да?
– Съем все до самого горелого ломтика. Голодный, как волк.
– Класс. Тогда погнали, – подскакивает на ноги моя егоза, потянув меня за руку. – Ой, тебе там какая-то Рита звонит, – косит взгляд на мой телефон, где настырная девушка снова пытается пробиться.
– Завтра ей перезвоню, – кидаю и прячу телефон в карман штанов.
Дома я мою руки и нарезаю хлеб. Тася греет свою «слегка поджаренную картошку», которая сгорела далеко не слегка. Но дочери я об этом не говорю. И даже то, что ужин жутко пересолен и есть его, не запивая водой, кажется почти нереальной задачей, тоже умалчиваю. В конце концов, она старается. Как может. Просто мелкая еще.
Ребенок в восемь лет по определению не должен ждать отца с работы по полночи и взваливать на свои хрупкие детские плечики заботу по дому. А Таська взваливает. С детства обостренное чувство ответственности. Никогда не гонял ее по поводу уборки комнаты. Всегда все делала сама. И за пределами детской Тасе тоже не в лом убраться, когда я не успеваю или замороченный. Так что временами меня берут сомнения, кто в нашей семье реально главный.
Пока ужинаем, болтаем. Дочь в подробностях расспрашивает, где я сегодня был и на какие вызовы выезжал. Я интересуюсь, чем она занималась весь вечер дома.
Поужинав, ставлю тарелку в раковину, допиваю чай. Тася подрывается с места и торопится помыть.
По спальням расходимся уже почти в час.
Я по старой доброй привычке чмокаю дочь в лоб, подтягиваю ей одеяло до самой макушки. Детеныш смеется.