Два писателя, или Ключи от чердака - стр. 18

– Мама, вот эту детям можно?

– Я сказала, я не вижу мелкие буквы!

Не просто не вижу, я их ненавижу.

– Здесь написано: для всей семьи. Иркин, хочешь комедию для всей семьи? Только не говори потом, что юмор грубый. Что ты хочешь?

– Ничего не хочу. Хочу отдых для всей семьи. В выходной я хочу выходить.

– Вот к чему ты это сейчас говоришь? Куда здесь можно выйти?

Зоя меняет кассету, Лёня нажимает на кнопку пульта. На экране появляются два школьника и собачка. Тот, что поменьше, обращается к толстому:

– Убери этого вонючего пса, мешок отбросов! Не то ты будешь долго искать свои зубы в куче собственного дерьма!

Я осваивала Чмутова по телефону и через книжку. Первый способ был как дождь или снег, я не знала номера его телефона и зависела от звонков. Зато второй давал полную свободу. Таская книжицу в сумке, я могла открыть ее где угодно, где угодно в двух смыслах сразу: в салоне красоты или у зубного и на той странице, где захочется. И однажды вечером, в круге лампы, я нашла то, что искала. Рассказ, от которого зашлось мое сердце, – он назывался «Рассказ Бунина». Что в нем было? Да почти ничего. Человек засыпает, уткнувшись в плечо жены, после первой близости после роддома и видит мгновенный сон, даже не сон, а воспоминание во сне. Видит себя двенадцатилетним школьником на крыльце своей школы теплым осенним пасмурным днем. Мальчик видит голые тополя перед школой, низкое небо и затоптанный газон. И жгучее чувство тоски и боли возникает в нем без причины, и мольба о незнании своей жизни, и внезапные слезы раскаянья в том, о чем он еще не ведает, настоящие слезы, живые, проливающиеся в явь через сон. Я не спрашивала, что художник хотел сказать, просто дышала вместе с ним две страницы. Он подарил мне особый миг, миг растворения в творении. Он растревожил и разбудил то состояние души, когда жизнь еще впереди и все до слез – и вдох, и печаль, и радость.

Думая о нем нежно, бережно, удивлялась себе, ведь раньше не верила в такие чувства. Этот чеховский пожилой господин, что встречается не в одной его пьесе, бескорыстно любуется взбалмошной дамой сердца, все понимая, все прощая и даже не желая взаимности – эта мужская литературная роль вдруг неожиданно стала моей.

Мы снова встретились на выставке, в Государственной художественной галерее. Чмутов в подкладочном пиджаке, я – в костюме от Тьерри Мюглера, элегантном бархатном костюме со стразами. Ни один мужчина не сделал мне комплимента. Я пыталась похвалить писателю его рассказ, стразы сверкали, разговора не выходило.

– Так вот видишь ведь как, Иринушка… Сердце сжимается, говоришь? А у меня-то, наоборот, разворачивается. Вон и Ларисоньке моей «Рассказ Бунина» нравится. Да я вас сейчас познакомлю. Ларча, смотри, тут Иринушка Горинская!

Я читала о красоте его жены, но без авторского предупреждения не сочла бы эту женщину красивой: несчастливые глаза, усталый вид и нарумяненные щеки. Она нервничала, что сыновья плохо себя ведут, бегая наперегонки по залам, что старший в спортивных штанах – Игорь не переодел его после школы. Мы подошли, Лариса выпрямила спинку. Приятный голос, милые манеры. Она астролог, может составить мой гороскоп – ее глаза тут же блеснули лукавством. Гороскоп так гороскоп, решила я, будет повод узнать номер телефона. Я могла давно бы спросить у Майорова или Фаины, но не хотела раньше срока обнаруживать свою тайну. Мне хотелось растянуть тот период, когда тайна хранится внутри, живет своей жизнью и не надо купать ее при бабушках и наряжать для знакомых. Дома с трепетом набрала заветный номер и услышала: «Привет, Ирина. Ларису? Сейчас позову…»