Дуся, бабуся и Лео да Винчи. Книга для умных родителей - стр. 8

Любопытно, но и шахматист Каспаров – левша. Значит ли это, что шахматы – это совсем не логическая игра, а искусство?

Среди писателей левшей – Пушкин, Толстой, Андерсен, Твен, Кэролл. Тут даже можно не сомневаться. Только нестандартный левша и странный во всех отношениях человек может создать «Алису в стране чудес» с ее Зазеркальем и чудесами. Среди художников это: Рафаэль, Пикассо, Дюрер, Рубенс, Тулуз Лотрек.

И, конечно, наш мальчик из Винчи.

Scuso. Извините. Я дополню.

Да, да. Пользоваться левой рукой было непростительно. В наше время это не приветствовалось. Нельзя было это показывать. Но я уже говорил вам, я не учился со всеми. Я постигал науки сам. И когда было нужно, я мог пользоваться и правой рукой. Но писал и рисовал я чаще левой, хотя мог рисовать и двумя руками одновременно. Многие мои картины так бы и остались неизвестными, я их не подписывал, но потомки вычислили их по моей необычной штриховке. Я делал ее не так, как другие. Это заметит каждый, кто когда-то рисовал или рисует. Мой мозг был очень гибким. Он помогал мне решать самые необычные задачи, хотя живопись и математику я ставил выше всех наук. Такой мозг как у меня сегодня называют ambidestrismo

Да, это ребенок, который одинаково владеет обеими руками.

Это значит, что у него нет ведущего полушария. Он может прекрасно собирать конструкции из кубиков, быстро решать примеры по арифметике и при этом легко рифмовать, рисовать, участвовать в театральных постановках. Есть лишь одно отличие – этот ребенок неусидчив. Ему быстро надоедать делать одно и то же. Узнаете мальчика Леонардо из Винчи?

Советская школа не любит таких детей. Они требуют больше внимания и терпения.

С одной стороны – этот малыш может стать будущим светилом науки или искусства, с другой стороны мы делаем все, чтобы этому помешать, потому что с ним трудно и непредсказуемо.

Да, да. Я был очень подвижным и неусидчивым.

Это снова вмешивается мальчик Леонардо из Винчи

Но я был так хорош собой, что дедушка с бабушкой закрывали глаза на мои шалости. Они разрешали мне все. Придумывать разные игры с использованием кухонной утвари и мебели, и я признаюсь, я часто я их портил, приносить из длительных прогулок змей и лягушек, чтобы лучше их рассмотреть дома, экспериментировать с землей, глиной и камнями. Я устраивал водяные фонтаны и ручьи, превращая наш уютный дворик в грязное болото. Они только смеялись и говорили, что я очень любознательный. К чему я относился с благоговением так это к книгам и бумаге. Они были очень дорогими, потому первые свои рисунки я делал на деревянных досточках, которые в начале покрывал специальным раствором из толченых костей и воска. А книги. Я до конца жизни испытывал к ним священный трепет. Потому что благодаря им я добирался до истины гораздо быстрее. Увы, но свои книги я так и не закончил. Потому что я слишком многого хотел. Но мои наброски остались, вы их называете кодексы (дневники). Вы до сих пор не расшифровали их до конца.

Я специально писал мои кодексы, мои записные книжки, зеркальным письмом. Мне так было удобно. Точнее моему мозгу так было проще. К тому же чернила не размазывались. А еще я не хотел, чтобы кто-то украл мои изобретения. И я даже специально пропускал нужные формулы, чтобы их понял лишь тот, кто равен мне по уму. Ведь это так просто поставить зеркало напротив и прочесть то, что я написал. А вот понять? Это уже не для каждого.