Душою настежь. Максим Дунаевский в моей жизни - стр. 35
Веселый вечер заканчивался. Вскоре Алла с улыбкой провожала каждого из нас нас до дверей. Мы снова встретились с ней взглядами. Я – благодарным, она – слегка удивленным. Я тепло поблагодарила ее за гостеприимство, мы обнялись, поцеловались. Затем она повернулась к другим гостям, прощаясь с ними.
В этот момент ко мне приблизился Илья. В его глазах сквозила легко читаемая тревога. Пристально глядя на меня своим пронзительным взглядом, шепнул:
– Я не вспомнил! Скажите, где и когда?!
Я замешкалась, размышляя: сказать, не сказать? Оглянулась. Возле открытой входной двери меня ждал Максим, наблюдая за нами. Подмигнул мне. Во мне снова проснулся чертенок. Не хотелось заканчивать этот прекрасный колоритный вечер банальным признанием такого маленького и наверняка совсем незначительного для Ильи эпизода.
– Я скажу вам это в следующий раз, если сами не вспомните! Всего доброго, Илья, до встречи! – как можно более мило улыбнулась ему и направилась к Максиму.
Каюсь – я нехорошо поступила, заставив такого почтенного и очень симпатичного мне человека напрягаться впустую. Но эта ситуация мне казалась настолько забавной и невинной, что я просто не смогла удержаться от желания продлить «саспенс». В тот вечер, в доме Аллы Борисовны, вся атмосфера располагала к веселью и к озорству. Очень надеюсь, что у Ильи есть чувство юмора, что он простил меня. Я ни в коем случае не хотела обидеть такого замечательного поэта.
Потом мы с Максом весело обсуждали этот эпизод в машине по дороге ко мне. Он сказал, что подозревал подобную историю с Ильей. Поддержал меня, сказал, что я правильно поступила. Мы были единомышленниками. Тогда…
Приехав домой, пили душистый чай и снова смеялись, вспоминая этот яркий и забавный вечер. Строили планы на наши новые мероприятия, на будущее.
А затем опустилась глубокая ночь, и мы снова погрузились в нирвану, в только нашу нирвану…
Вскоре Максиму пришлось в очередной раз ехать на запись музыки в Полтаву.
Он предпочитал записывать ее со своими ребятами-музыкантами ансамбля «Фестиваль». Кроме того, такого звукооператора, как Леонид Сорокин, было непросто найти даже в Москве.
Макс попросил меня проводить его до вокзала на машине с Аркадием, который потом отвез бы меня домой. Безусловно, я согласилась, хотя очень не люблю проводы. Вокзалы и аэропорты, разве что если еду встречать, а не провожать или когда уезжаю сама.
Максим попросил Аркадия сесть за руль, а сам расположился рядом со мной на заднем сиденье. Как всегда перед расставанием, когда хотел подольше побыть со мной. Мы молча прижимались друг к другу, он держал мою руку в своих руках.
В тот вечер на мне были черная юбка «карандаш» и тонкие черные прозрачные чулки. Лишь только я села на сиденье, как юбка поползла вверх, чулки на коленках натянулись, и вдруг по одной ноге пошла «стрелка».
Я с некоторой досадой отметила это про себя – импортные чулки хорошего качества стоили дорого. Все же, по своей привычке, решила «не зацикливаться» из-за этого – жаль, но не трагедия.
Но больше всего меня поразила реакция Максима – она открыла мне еще одну грань его натуры. Он настолько расстроился, что у него даже увлажнились глаза. Конечно, я понимала, что его реакция была вызвана вовсе не тем, что красивые черные чулки, бывшие в то время «страшным дефицитом», испорчены.