Души - стр. 17

– Хорошо.

– Ах, да. Скажи водителю, чтобы подъехал к кафе «У Питровича». Через «И».

Значит, секта. Таких совпадений не бывает. Свежая тропа, камера без карты памяти. Уж слишком жирная стрелка указывала на это богом забытое кафе, чтобы не возникло подозрений.

Мутная голова могла сыграть со мной злую шутку, если дело пойдёт наперекосяк. Зачем только пил, спрашивается? Впрочем, с другой стороны, тут мне жаловаться не на что. Раскрепостился, сбросил лишний вес. Это как раз приятно.

Я подошёл к посетителю, но реакции не последовало. Вспомнить его не получилось. Лицо совершено типичное. Густые хмурые брови, тонкие губы, маслянистые, плаксивые глаза. Если не священник, то экстрасенс. Или, как оказалось, сектант.

Я положил перед ним камеру. Лишь теперь он оторвался от своей игрушки, нахмурился ещё сильнее. Пусть только попробует бежать, ногу сломаю. Или нос. Куда попаду. В моём положении разброс может быть сильным.

– День добрый. Это не ваше случайно? – поздоровался я сквозь зубы.

– Вы пьяны, уважаемый. Оставьте меня в покое, – голос сектанта звучал так мелодично, словно он собирался проповедовать бредни про всеспасение и прочую чушь.

– Ваше или нет?

Я наклонился к нему ближе. Чтобы он нюхал мой перегар, чтобы кривился и отстранялся, чтобы в конце концов зажал нос. Он пойман с поличным и никуда не денется. И в глазах его уже метался страх.

– Это же серийная модель. Таких тысячи по городу, и будь у меня одна из них, я бы не смог её отличить.

– Но эта твоя. Правда?

– Что же вы привязались? Мне неприятно ваше общество. Вы слишком много себе позволяете, даже не понимая, что делаете.

– А знаешь, где я её нашёл?

– Не знаю и знать не хочу. И мы с вами на «ты» не переходили.

– Я переходил. А теперь слушай. Я нашёл эту камеру возле тела маленькой девочки. Брошенной в подвале мёртвой маленькой девочки. Понимаешь? Но вот в чём проблема. В камере нет карты памяти. А почему, знаешь? Она в твоём кармане.

– Вы несёте пьяный бред. Это невозможно слушать. И ваш этот амбре. Езжайте домой, выспитесь. Сами же потом себя ругать будете, – сектант повысил голос.

Упорный попался. Такому хочешь, не хочешь, а поверишь.

– Значит, не будешь говорить по-хорошему, – заключил я.

– Что бы вы там не решили, я призываю вас одуматься.

Когда слова работать не хотят, в ход идут другие средства. Я выпрямился. В зале, кроме нас, никого нет, значит, и мешать не будут. Бить его глупо. Потом ещё жалобу напишет. А вот пригрозить можно.

Я потянулся к кобуре. Пусто. Твою мать! Марина вытащила пистолет. То-то она руками размахивала, пока я её ноги держал.

– Не это ищешь?

Пить я больше на работе не буду. Зарекаюсь. Нафиг мне нужны такие проблемы? Смотреть в дуло своего же пистолета.

Марина, не застегнув на блузке верхних пуговиц, стояла возле двери подсобки. Руки неловко держали оружие.

– Опусти его! – твёрдо приказал я. Но она не послушалась.

– Я же говорил, шли бы вы своей дорогой, – сектант вернул себе блаженное спокойствие, забрал камеру со стола и сунул в карман.

Он считал себя победителем. Вполне заслуженно, глупо спорить. Но я пока жив, а живучесть – моя лучшая черта.

– Ты дверь закрыл? – спросила Марина сектанта.

– Да.

– Вот и хорошо. А теперь ты. Вытаскивай всё своё оружие и клади на стол. Только без резких движений!