Душа взаймы. Эзотерический триллер - стр. 14
Никаких внешних звуков, живущих своей жизнью в Тель-Авиве в любое время дня и года: детский плач; гудки наглых, покрытых шрамами, полученными в бесчисленных парковочных битвах, машин; гортанный визгливый смех темнокожих крашеных блондинок с черными корнями волос, в комнату не проникало.
Хотя левая стена и была затянута тяжелой черной, в складках, шторой, возникала смутная уверенность, что окна за ней нет. Выложенный желтыми квадратами паркетный пол темнел начищенным воском зеркалом, привнося запах мастики в сложный аромат кабинета, и скрывался под массивным письменным столом, рождающим в мозгу словосочетание «мореный дуб».
Поверхность стола была не просто черной. Это было материальное воплощение идеи черного имени Малевича.
За столом поблескивала мокрым асфальтом карбоновая строгая спинка кресла с металлическими подлокотниками. В свечном свете переливалось бликами название фирмы: «Mansory»3. Два точно таких же кресла стояли перед столом.
Глаза привыкали к темноте, и вот уже в дальнем правом углу проявился силуэт старинных напольных часов а-ля лондонский Биг-Бен, с медно-желтыми цилиндрами гирь за стеклом. На каминной полке угадывался могучий семисвечник. А по правую руку, отраженным огнем камина, горели лезвия многочисленных ножей, кинжалов и стилетов, развешанных на черной замше.
Среди них были и невероятно древние клинки, и современные, любимые бойцами всевозможных спецназов и бандитами всех стран короткие зачерненные ножи, сверкающие тонкой кромкой лезвия. Всех их объединяли ухоженность и готовность к немедленному делу.
Комнату наполнял насыщенный необычный аромат, сбитый из устоявшегося годами запаха прогоревших дров, свечного воска и дыма крепких сигар, причем лишенный табачной застоялости, так свойственной прокуренным комнатам. Несмотря на камин, в комнате стояла комфортная прохлада.
«То, что надо для операционной, – с завистью подумал Миха. – Градусов 22 – 23».
Вечный климакс орущих хирургов заставлял снижать температуру в оперблоке до 18—16 градусов. Это вызывало большие проблемы во время операции: больной быстро превращался в сосульку, или на жаргоне «Снегурочку». Снегурочки вели себя взбалмошно и плохо: роняли давление, замедляли резко пульс, а могли и вовсе остановить его. На выходе из наркоза начинали дрожать, как отбойный молоток, и тогда уже давление и пульс зашкаливали. В общем, все неприятности – из-за хирургов!
А спроси хирурга, – не задумываясь, скажет, что во всем виноват анестезиолог.
Миха стряхнул лишние мысли, вернул себя к реальности, сосредоточился.
– Господа врачи! – их пока что безымянный хозяин указал на кресла и сел сам первый, подав пример. Произведение дизайнерской автомобильной мысли, волею судеб приобретшее ножки вместо колес, приняло нелегкий груз с молчаливым достоинством. – Присаживайтесь, располагайтесь удобнее. Нам есть о чем поговорить, не так ли?
Эля улыбнулась как всегда открыто и жизнерадостно.
– Надеюсь, – ответил Миха с сухим предубеждением. Кресла были удивительно удобными. Спинка чутко следила за каждым движением своего клиента, и казалось, даже предвосхищала изменения позы.
– Ну-с! – хозяин офиса откинулся на спинку кресла, скрестил руки на груди, вздохнул умиротворенно. – Прежде чем мы приступим, говоря медицинским языком, к обследованию, диагностике и последующему лечению, я с удовольствием выслушаю все ваши вопросы, которых, как мне думается, у вас уже накопилось немало, и даже, – подчеркнул он, – на некоторые из них отвечу…