Душа из света и дождя - стр. 17
После его возвращения в замке всегда была еда. Олбран знал, что молодой хозяин ненавидит, когда нет еды, поэтому кладовки ломились. Потом Олбран погиб.
Сейчас ко всем прочим чувствам примешивалось недоумение. Все это мало походило на заключение. В тюремном лазарете не дежурят лекарки и не приносят еду по просьбе. В тюрьме вообще лучше закрыть рот даже если подыхаешь от голода или боли.
Смятение тревожило. Оно не вписывалось в картину мира, а то, что в нее не вписывалось, редко кончалось чем-то хорошим. Коралина – отличный пример.
– Я добыла блинчики с яблоком и с мясом, – сказала вернувшаяся с подносом Брина. – Пришлось сказать, что это для меня. Если они узнают, что ты проснулся, то сначала затаскают тебя по осмотрам, а только потом покормят. К тому времени каша с ужина превратится в сопли. Ненавижу кашу.
Вот в этом воспитанию отца не было равных: Даркхолд умел есть все. Он знал, каким вкусным может казаться зачерствевший хлеб или заветренное вяленое мясо. После смерти ван дер Грима Олбран находил в готовке отдушину, но Дарк с одинаковым аппетитом уплетал и кулинарные шедевры друга и неумелые попытки Одри сделать яичницу.
Впрочем, сейчас блинчики показались ему самыми вкусными из всех, пробованных в прошлом.
– Осторожнее, пожалуйста! – кажется, с искренним волнением воскликнула Брина, когда он накинулся на еду. – Если ты подавишься или получишь желудочный приступ, меня отсюда выгонят!
Он с удивлением прислушался к себе и понял, что совсем не хочет, чтобы Брину уволили. Стоило немалых усилий начать есть медленнее.
Его разрывало от вопросов. Хотелось узнать, что происходит, где тот огненный маг, где Кейман и кто он, твари его раздери, такой, что будет дальше и что его ждет. Но он исчерпал лимит душевных сил на вопросы. Вся решимость ушла в просьбу поесть. От этого было одновременно стыдно и смешно. Он много лет убеждал себя, что достаточно силен, чтобы ни с кем не считаться и никого не бояться. Оказывается, иллюзии рушатся очень болезненно, сгорают вместе с крыльями.
– Что-нибудь хочешь? – спросила Брина. – Книгу? Что-то, чтобы убить время здесь? Может, что-нибудь вкусное, чего нет в буфете?
– У меня что, появился богатый покровитель, который собирается оплачивать все капризы?
– Может быть. Не злись. Я хочу помочь. Здесь скучновато.
– Хочешь помочь – отопри дверь.
– Не могу, прости.
– Почему? Тебе-то что? Скажешь, я сам открыл.
– Не хочу, чтобы ты снова прятался и жил один. Знаю, ты никому не доверяешь, и это объяснимо. Но поверь, есть люди, которые очень хотят, чтобы ты поправился, научился жить со своей силой и нашел способ быть счастливым.
– Кейман? – усмехнулся он.
– И Кейман тоже.
– Кто он?
– Поговоришь с ним сам. Он запретил мне рассказывать тебе что-то, что может тебя напугать или расстроить. Тебе нужно поправиться.
Тут следовало бы облить ее холодным презрением и отодвинуть тарелку с блинами, но он не смог. Поэтому умолк, продолжая поглощать ужин. Жизнь учила не разбрасываться едой: неизвестно, когда выпадет новый шанс поесть.
Дверь палаты открылась. Брина испуганно подскочила, а Даркхолд замер над тарелкой, увидев посетителя.
Никогда еще он не видел других демонов. Никогда не видел таких демонов. У него было человеческое (во всяком случае под темным плащом угадывалось именно оно) и голова волка. Жуткая, с короткой блестящей иссиня-черной шерстью и острыми ушами, увешанными массивными серебряными украшениями. Глаза отливали медью, а голос – когда демон заговорил, Брина содрогнулась – звучал гулко и низко.