Дурная кровь - стр. 6
- Да не вопи ты! Одно слово: бабы. Что жена, что тёща! Талла пришла, сейчас всё поправит.
Верд удивлённо приподнял брови, но промолчал: колдунья колдуньей, но, когда жена на сносях, мог бы и озаботиться заранее сухими дровами, а то и повитуху зазвать погостить. Видно же, что первенец поздний: мужик уже старостой заделался, а всё наследником не обзаведётся.
- Да как так-то? Всё на колдунью? Управится ли? А ежели оглоеды поналетят? Как отгонять, кому молиться, ежели не по чести таинство учинили?
- Уймись, дура! – староста с усилием за грудки приподнял тёщу и усадил на лавку. – Всё Талла поправит, всё сделает. На то колдунью и держим!
А вот охотник подобной уверенностью похвастаться не мог: он уже сообразил, что отсыреть в бане дрова никак не могли, да и печь неспроста начала чадить чёрным вонючим дымом. Злые духи оглоеды не любят тепла, а вот свежей кровью полакомиться – это да. Они летят к роженицам, как бабочки к костру, да только не сгорают в пламени, а отщипывают человеческое тепло по кусочку. Особливо приятно им лакомиться горячей младенческой плотью, едва показавшейся из материнской утробы. Для того и топят жарко баню, для того разводят огонь и ходят вокруг с обнажённым клинком: отпугивают лиходеев.
Только старосте до того дела не было: он привёл в дом колдунью и боле утруждаться не собирался.
- Нож над огнём прокали, - напомнил Верд будто бы его дело вовсе не касалось. – Да дров в печь добавь.
- А ты что это раскомандовался?! – благо, тёща и вторая баба, видно, мать мужика, оказались посметливее: подхватились и бросились исполнять приказ. Только всё больше мешали друг дружке, сталкиваясь рыхлыми задами и переругиваясь, чем помогали. А нерадивый папашка нашёл развлечение и подлетел к незнакомцу, привстал на цыпочки, чтобы пихнуть его грязным пальцем в грудь: - Чего раскомандовался, спрашиваю? Кто таков, чьих будешь, чтобы рот разевать в моём доме? Тебя звал кто разве? Ну? Отвечай!
Верд зевнул и быстрым движением выкрутил старосте руку. Да так сильно, что густой чёрной бороды аккурат достало подмести пол:
- Жена, говорю, у тебя рожает. Иди подмогни, а не дурью майся.
Охотник не отказал себе в удовольствии поторопить мужика пинком. Тот, низко склонившись, добежал до противоположной стены, чудом не пробив её дубовым лбом, и только сильнее разозлился:
- Ты на меня руку поднять посмел?! Да я тебя!.. Да я… - сложил кулаки и неумело поводил ими в воздухе, навроде как угрожая.
- Печь, - напомнил Верд, не двигаясь с места. – Потухнет – худо придётся.
- Я тебе сейчас покажу худо, морда резаная!
Верд отшагнул в сторону, и на этот раз староста, взяв хороший разгон, всё ж таки долбанулся об стену и, рассвирепев, бросился на пришельца. Снова промахнулся и сшиб с ног мамку, а та, заверещав, утянула в кучу-малу и тёщу.
- Печь растопите, дурни! – повысил голос охотник, но кто ж его услышит за руганью и воплями. – Оглоеды налетят, - сожрут всех!
Бесполезно. Верд плюнул прямо на пол и настежь распахнул дверь в комнату роженицы.
- Куда?! – взвыли вслед мамки, вдруг вспомнившие, что впускать мужей на таинство строго-настрого запрещено Богами, но чихать он хотел на их слова. Сами наложили – сами пускай и разгребают. А подставляться за бесплатно он не намерен. Ушёл бы один, не задумавшись, но не бросить же колдунью: от её тощего тельца оглоеды и косточек не оставят, а у Верда на Таллу имелись совсем другие планы.