Дурная кровь - стр. 15

- По домам сидят, жалуются на раннюю зиму. Как Плессий пропал, вовсе ходить забросили. А вот молились бы летом усерднее, жертвовали бы монетку-другую на храм…

- Тогда что? Погреба стали бы полнее у них?

- Этого я знать не могу, - с достоинством ответил толстячок. – Зато скромный служитель не задавался бы вопросом, как пережить ближайшие полгода.

- Талла, прекрати расковыривать алтарь! – одёрнул колдунью Верд.

Но дурная, ничуть не смутившись, сунула ему под нос кривую куколку, слепленную из накапавшего на подсвечники воска:

- Глянь, это ты!

Изображение охотнику не польстило, и он в сотый раз напомнил себе, что за придушенную (даже немножечко!) колдунью платят меньше, чем за полноценную.

- А у девушки определённо есть талант, - оценил работу Санни и, гнусно захихикав, откинул ткань с посеченным молью изображением Котла. Изображение оказалось символичным: за котлом обнаружилась дверца в жилую часть храма и кухню. – Проходите, гости дорогие!

- Иди-иди, - поторопил спутницу Верд. – Здесь тебя линчевать некому. Санни – мой старый добрый недруг.

Служитель сложил ладошки у груди, попытавшись скопировать позу и укоризненный взор Бога с Ножом:

- Я лишь не оставляю надежд наставить заблудшую душу на путь истины и увести подальше от греховной доли.

- Попутно помогая мне разделять тяготы греховного существования, - охотно поддакнул Верд, по-хозяйски заглядывая в котелок. – Вино согрелось.

- Душа сильна, но тело слабо, - тоненько пропел Санни, подставляя кружку.

Талла устроилась на краю широкой скамьи, некогда вмещавшей целый десяток братских закалённых молитвами задов, и скинула валенки, с огромным удовольствием грея ступни у печки.

- Моё тело тоже слабо, и мне налейте, - попросила она.

Верд приподнял бровь, но справедливо рассудил, что девица выросла в деревне, а стало быть, чего-чего, а пить умеет. Зря, как выяснилось позже.

 Наметав на стол скудную, по меркам среднестатистических храмовников, трапезу (пара колец копчёной колбасы, кадушка квашеной капусты, запечённая репа и остатки холодной жирной каши), Санни опустил пышный зад напротив Таллы и поинтересовался, глядя на неё, а не на Верда:

- Какими судьбами в наших краях, старый недруг? Неужто всё же решил взяться за очищение души?

Мужчина отхватил добрую половину колбасного кольца за один укус и сделал большой глоток пряного согревающего напитка:

- Насчёт души не скажу, а вот с телом можно попробовать. Баньку нам растопишь, Санни?

- Я что, постоялый двор? – взбунтовался тот. – Или бесплатная обслуга? Может ещё и штаны тебе постирать?

- Если не затруднит, - невозмутимо кивнул Верд. – На постоялом дворе денег хотят.

- Так и я хочу!

- Тебе не полагается – ты служитель храма.

- Вот на его-то нужды мне и надо! Нынче, чтобы возжечь огонь веры в сердцах страждущих, знаешь ли, нужно хорошо так вложиться! Чтобы на каждом углу менестрели про тебя легенды складывали, чеканной монетой поделиться призывали…

- Это те, которые пели про служку, нажравшегося в «Трёх поросятах» так, что его приняли за четвёртого?

Охотник невинно рассматривал короткие обгрызенные ногти, точно ни на что не намекая, но Санни всё равно вспыхнул:

- Невозможно прийти к свету, не изведав тьмы!

- И как, хороша она на вкус?

Талла крутилась, поворачиваясь то к одному спорщику, то к другому, и, наконец, заключила, напрягая губы, чтобы не рассмеяться: