Дураки все - стр. 53
– До свидания, Кэрис. Через пять минут я буду на лавке возле больницы. У главного входа, не у травмпункта. И очень рассчитываю, что за мной приедут.
Реймер сполз со смотрового стола – голова уже раскалывалась – и, пошатываясь, направился к кондиционеру, на котором лежала его одежда. Трусы, что неудивительно, были не только мокрые от пота, но и очень, очень холодные. Реймер буквально слышал, как Кэрис говорит: “Представьте, каково будет их надеть. Как купальные плавки, противные, ледяные… на причинное место”. Реймер закрыл глаза и натянул трусы. Кэрис была права, именно так это и оказалось.
Не успел он осесть на скамью у главного входа в больницу, как подъехал вишневый “мустанг” – кабриолет Джерома и остановился так резко, что взвизгнули тормоза и задрожали рессоры. За рулем, разумеется, был не кто иной, как Джером. “Мустанг” он не доверил бы никому, даже Кэрис, – она, в общем, и не претендовала, но в принципе не любила, чтобы ей говорили, что можно, а чего нельзя. И объяснение брата – что эта машина прославилась благодаря фильму “Голдфингер”, там на ней ездила та белокурая цыпочка, пока Одджоб своим волшебным котелком не снес ей башку, – разозлило ее еще больше, потому что это не столько объяснение, сколько описание; так говорят, когда хотят убедиться, что вы имеете в виду одну и ту же машину. Реймер, признаться, тоже не понимал логики Джерома. Тот говорил: “Вдруг ее разобьют, не хочу рисковать”, но Реймер подозревал, что Джерому просто-напросто не хочется заново регулировать сиденье. Джером высоченный – шесть футов шесть дюймов[12] – и длинноногий. Другому водителю, чтобы достать до педалей, придется двигать сиденье, то есть потом Джерому придется заново регулировать его под себя, а вдруг не получится отыскать прежнее положение – так, чтобы колени были чуть согнуты, а руки удобно лежали на руле? Схожим образом Джером привередничал и во всем прочем. Домой к себе он тоже никого особо не приглашал. И вовсе не потому, что не любил общаться. Общение он обожал, но ведь гости вечно всё хватают и потом ставят куда попало. Но больше всего его раздражало, что они ходят в его туалет. “Ничего не могу с собой поделать, – пояснял он. – Не люблю, чтобы другие испражнялись там же, где я”. Кэрис называла эту его брезгливость “обсессивно-компульсивным расстройством” и уверяла, что брат и в детстве был такой же.
Но его отношение к “мустангу” превосходило все диагнозы. Джером не любил, даже если кто-то занимал пассажирское сиденье, хотя для хорошеньких женщин охотно делал исключение. А поскольку Реймер к ним не относился, он поневоле заподозрил, что Кэрис выкрутила брату руку, чтобы заставить его поехать в больницу. Реймер на это надеялся, поскольку, если Джером сам вызвался его забрать, значит, Реймеру не показалось и Джером действительно в последнее время очень и очень странный.
Джером опустил стекло и, как обычно, предельно серьезно сообщил:
– Меня зовут Бонд. Джером Бонд. (Штука в том, что фамилия Джерома и Кэрис действительно Бонд.) Ты часом не истекаешь кровью? А то у меня сиденья из натуральной кожи.
Реймер не двинулся с места.
– Садись уже.
– Я подумаю.
– Вот в чем твоя проблема, – сказал Джером. Он, как и сестра, слишком часто рассуждал о проблемах Реймера. – Лучше истребить эту привычку в корешке, кореш. Если в таком возрасте начать задумываться о том о сем, без опыта и должного руководства, неизвестно, к чему это приведет.