Дураки все - стр. 48

Но если Питер переедет в Нью-Йорк, Салли будет жалеть, что уже не услышит ни его топот на крыльце мисс Берил, ни пощелкиванье двигателя его машины, когда та остывает на дорожке, будет жалеть, что сын не нагрянет в “Лошадь”, не усядется рядом за стойку. Да и по внуку, конечно же, будет скучать. Салли с Уиллом очень похожи, и Питер наверняка это чувствует. Пусть парень и унаследовал от отца интеллект, обаяние и внешность, но еще Уилл сильный и выносливый спортсмен, талантливый в трех основных школьных видах спорта[11]. В одиннадцатом классе был начинающим центральным полузащитником школьной футбольной команды, и Салли прятал улыбку, когда стало ясно, что драться Уиллу нравится так же, как ему самому. Блокировки Уилл всегда выполнял честно, никогда не пытался травмировать противника, и все равно силовые приемы закаляли его характер. Но больше всего Салли радовался физической крепости внука – ведь десять лет назад, когда Уилл только приехал в Бат, мальчик боялся собственной тени.

Питер, кажется, тоже гордился силой сына, но, если Салли все правильно понимал, не без двойственных чувств. Питеру, конечно, было приятно, что Уилл привязан к Салли, но едва ли он хотел, чтобы сын восхищался дедом или шел по его стопам. И если Уиллу случалось выразить юношеские восторги тем, как дед разбирается в жизни, Питер считал своим долгом их укротить, дабы романтика пояса с инструментами и барного табурета не пустила корни в душе его сына. Возможно, Питер потому и решил покинуть Бат прежде, чем Уилл повзрослеет и ему можно будет употреблять спиртное, а то как бы сын не унаследовал привычку торчать в “Лошади” вместе с Салли, сидеть на соседнем табурете.

Потому-то, подумал Салли, Рут и недолюбливает Питера – не нравится ей такое вот отношение.

– Если ты хандришь, почему бы тебе не развеяться? Съезди отдохнуть, – предложила Рут. – Может, тебе просто нужно сменить обстановку.

– Отдохнуть от чего? Я и так на пенсии.

Рут пожала плечами:

– Не знаю. От Бата. От “Белой лошади”. От этого места. – Она обвела рукой зал. – От меня, в конце-то концов. И от Питера, если уж на то пошло. Как он по тебе соскучится, если ты не уедешь?

Рут, очевидно, хотела сказать: “Как я по тебе соскучусь, если ты не уедешь”.

– И куда мне ехать? – спросил Салли, гадая, что у Рут на уме.

– Выбери сам, – ответила она. – На Арубу.

Салли фыркнул.

– Что я буду делать на той Арубе, черт побери?

– А здесь ты что делаешь?

– Ты имеешь в виду, в Бате?

– Нет, я имею в виду, здесь. В эту минуту. В этом кафе.

Салли не ожидал, что придется оправдываться.

– Я думал, что помогаю тебе. – Едва ли не каждое утро он открывал кафе, при необходимости вставал за гриль и убирал со столов грязную посуду. – Но если я тебе мешаю…

– Ты мешаешь себе, – сказала Рут. – Как обычно. Ты же знаешь, я ценю твою помощь, но… – Рут снова погладила его по щеке, однако на этот раз ее ласка была не настолько приятна – наверное, потому, что Салли понял: жест продиктован жалостью.

– Ладно, Аруба так Аруба, – согласился он. – Хочешь, поехали вместе, раз тебе так уж нравится эта затея. Пусть Джейни недельку-другую похозяйничает за тебя.

И Джейни, кстати, справилась бы. Порой она, конечно, бывала невыносима, но трудилась на совесть: вся в мать. Три-четыре дневные смены в неделю в закусочной “У Хэтти”, еще четыре-пять вечерних в “Эпплбиз”, время от времени выходила в “Лошадь”, если кто-то из постоянных официанток Бёрди заболевал.