Духовка Сильвии Плат. Культ - стр. 5
– Это ведь не значит, что нам нельзя поговорить?
Он задумывается, но в итоге просто пожимает плечами. Я устраиваюсь на скамье в первом ряду. Он медлит, но все же садится рядом, немного дальше, чем я рассчитывала, но это меньше, чем от Кембриджа до Корка.
Не могу отвести от него взгляда. Сид.
Он не Сид!
Знаю, что не Сид, но становлюсь непривычно мнительной, ранимой, внушаемой, верящей в волшебство и магию. В венах этого мальчишки та же кровь, что текла по венам Сида, и пусть они не похожи как две капли воды, но во мне тлеет глупый огонек надежды. Кажется, все поправимо. Стоит подождать, и Сид снова предстанет передо мной в инопланетном великолепии. Я прикрываю глаза на миг, прячусь под веками в попытке отогнать дурные мысли.
Пит замирает, подавленный, притихший, закрытый – раньше он не был таким.
– Не знаю, помнишь ли ты, когда-то я давала тебе визитку со своим номером, – голос звучит гулко в стенах пустой церкви.
Он мычит в ответ.
– Ты постеснялся позвонить, да? – губы невольно расплываются в улыбке.
– Нет, я собирался. – Он смотрит на меня, но тут же отводит взгляд. – Папа забрал. Говорит, звонки дорогие.
– Неправда. Джейн и Молли часто звонят мне.
Он едва слышно хмыкает.
– Отчего такой угрюмый?
Его личико слишком серое и печальное для мальчика двенадцати лет.
– Не очень хорошо переношу похороны.
– Как и все.
– Папа вроде нормально справляется.
– Где он?
– В доме преподобного, как и все.
– И твоя мама?
Оливия – единственный человек, которому было сложнее, чем мне, после смерти Сида. При мысли о ней сердце обливается кровью.
– Нет, мама дома.
– Ей нехорошо?
– Типа того.
– Что с ней?
– Болеет.
– Чем?
Он отвечает не сразу.
– Мне нельзя об этом говорить.
– Почему?
– Папа говорит, что нельзя.
– Мне ты можешь сказать. Я не выдам. Чем она больна?
Он опять задумывается.
– Не знаю.
– Можно ее навестить?
– Вряд ли папа разрешит.
Да что происходит? Возможно, я стала чересчур подозрительной. Если бы что-то случилось, Патрик наверняка написал бы об этом.
– Ты теперь учишься в старшей школе?
– В средней.
– Да, но здание-то одно.
– Ну да.
– Знаком с мистером Прикли?
– Он ведет у нас английский и литературу.
– Повезло.
Я улыбаюсь. Вечные споры, списки литературы, задания, требующие нестандартного подхода, сочинения на свободную тему и исписанные листы – сотни исписанных листов и презрительная «B», обведенная в кружок, – лучший учитель, что у меня когда-либо был. Не забыл ли он меня, а главное – считает ли до сих пор лучшей ученицей?
– Ну не знаю.
– Почему?
– Строгий он.
– Есть такое. Но он хороший учитель.
– Постоянно заставляет нас писать сочинения и никогда не ставит отлично. Достало!
– Он хочет, чтобы вы научились думать.
– Он говорил, что у него была ученица, которая переписывала сочинение восемь раз. Не знаешь, кто это?
– Нет. – Я прикусываю губу, чтобы не выдать себя. – Даже если отец не разрешает звонить, ты можешь писать письма. Я попрошу мистера Прикли научить тебя.
– Научить?
– Отправлять письма.
– Да умею я, – бросает он, оскалившись, как дикий звереныш, – он понятия не имеет, как это делать.
– Правда?
– Я не дурак.
– Отлично.
– Я не знаю адреса.
Я выуживаю из наружного кармана листовку про Доктора, из внутреннего – ручку. Привычка носить ее с собой не раз спасала мне жизнь. Переворачиваю листовку обратной стороной и, положив на скамью, аккуратно вывожу адрес, ощущая на себе внимательный взгляд. Закончив, прячу ручку и протягиваю лист через скамью. Пит берет ее и с интересом изучает написанное.