Духовка Сильвии Плат. Культ - стр. 31
Филл не сдастся. Пройдет пара дней, сумма в чеке вырастет, и я соглашусь. Мы оба знаем это. И от этого мне так плохо, что я начинаю задыхаться. Мозг закипает. В спешке – запинки, ложь, оправдания, неловкая улыбка – прощаюсь с ним и выбегаю из офиса, мчусь вдоль вывесок кафе и магазинов, смешиваюсь с толпой в глупой надежде скрыться в ней.
Измени этот пакостный, грязный, несправедливый мир к лучшему. Тебе это под силу. Мы оба знаем, что под силу.
Дома я сбрасываю туфли и достаю из холодильника бутылку виски, вливаю в себя едва ли не треть и падаю на диван, невидящим взглядом смотря в пространство. Что я делаю? Кто я? Что я? Алкоголь притупляет круговерть чувств, смазывает их, как свет кадр на пленке, и я, растянувшись среди декоративных подушек, проваливаюсь в дрему – меня едва не засасывает в складки, но вибрация телефона, спрятанного в ящике стола, выводит из забытья. Вскакиваю как ужаленная и цепенею. Телефон – я заряжаю его каждые три дня, все еще жду чего-то – продолжает вибрировать, бьется, словно сердце человека, который давно умер. Рывком открываю ящик, на экране высвечивается незнакомый номер, отчего по спине пробегает холодок. Принимаю звонок и прижимаю телефон к уху, до боли закусывая подушечку большого пальца. Сердце бьется в горле, кровь стучит в ушах. Это ненормально. Ненормально надеяться на что-то так долго.
– Флоренс Вёрстайл? – спрашивает мужской голос.
Мне часто звонят незнакомцы – я адвокат, но не на этот номер. Натяжение немного ослабевает, хотя и не отпускает до конца.
– С кем я говорю?
– Меня зовут Кеннел О’Донахью, я священник церкви Святого Евстафия.
Струны внутри натягиваются до предела и обрываются. Я слышала о нем, точнее, читала в письмах Питера и Джейн, но ничего толком не знаю – пыталась найти информацию и о Докторе, и о новом преподобном в интернете, но каждый раз натыкалась на целое ничего, словно Бог, судьба или иные высшие силы намеренно делали все, чтобы скрыть их секреты. Взяв себя в руки, беззвучно выдыхаю.
– Вы слишком молоды, чтобы так гробить свою жизнь. – Судебные процессы научили превращать голос в сталь, в то время как внутри все плавится от ужаса.
– Меня отправили в приход Корка после смерти преподобного Патрика. Насколько мне известно, вы хорошо знали Патрика.
– Что вам нужно?
Он на миг затихает. Я сглатываю.
– Флоренс, я вам не враг, – говорит он ровным, спокойным тоном.
Но что странно: мое имя звучит из его уст так, будто он произносит его не впервые – ему известно больше, чем мне, – фигуры не на моей стороне. За столько лет я научилась притворяться: подавлять страх, ненависть и презрение к мошенникам, насильникам и даже убийцам, но, когда речь заходит о Корке, ничего не помогает, с меня сдирают кожу – я маленькая и беззащитная, но я должна держать оборону.
– Я не спешила бы с выводами, мистер О’Донахью. У вас есть доступ к телефону, чем не может похвастаться никто из горожан. Вы не последний человек в городе.
– Я не в Корке. Звоню из телефона-автомата.
Я молчу, позволяя ему продолжить.
– Звоню по просьбе вашей тети. Миссис Вёрстайл серьезно больна, она прикована к постели. Боюсь, осталось совсем недолго.
– Почему вы не позвонили раньше?
– Я лишь выполняю ее просьбу, мисс Вёрстайл. Джейн хочет вас видеть. Но положение плачевное.